Арон Ральстон - 127 часов. Между молотом и наковальней
Я скалился и кричал, размахивал в воздухе палкой, снова вопил во всю мощь легких и даже громче: «Отдай мою ЕДУ!» Медведь озадаченно наклонил голову влево — ну вылитый строптивый пес, не желающий выполнять команду хозяина, — и мне даже почудилось, что у него на лбу появилась морщинка. В этой паузе я собрал все свое мужество в кулак — и как затопал! Сделал шаг в сторону медведя, потом другой, третий — и вопил: «Ты не на того напал! Ты напал на голодного туриста, у него нельзя отнимать еду! БРОСЬ ЕЕ!» С последним словом я подпрыгнул и громко впечатал башмаки в ствол дерева. Медведь бросил рюкзачок с едой, неуклюже развернулся и стал уходить в лес. Я не мог в это поверить. Проорав: «Кыш, медведь!» — я подошел к фиолетовому рюкзачку и, прежде чем поднять его, бросил вслед медведю мой корень; тот сломал несколько сосновых веток у него над головой, и зверь свалил на запад.
Через пять минут я уже с нетерпением ждал, когда же чайник, полный озерной воды, закипит на горелке, и с ужасом думал, что медведь может в любой момент вернуться. Через две минуты после того, как вода все-таки закипела, я установил личный рекорд по скорости поедания супа с лапшой. Пока я паковал еду, горелку и миску, я внимательно изучил фиолетовый рюкзачок и увидел четыре отчетливые дырки от медвежьих зубов. К тому времени, как я спрятал рюкзачок в безопасное место, опустилась ночь. Я свернулся в палатке калачиком, но медведь все-таки отомстил мне: психологический стресс не давал отдохнуть. Было уже совсем темно, я лежал в спальном мешке, и моя паранойя вспыхивала с новой силой, когда из леса доносился малейший звук. Семь часов подряд — падал ли на снег листик, падала ли в озеро сосновая иголка, скрипело ли на ветру дерево — мое воображение заводилось с пол-оборота, как ревущий гоночный автомобиль. Всплеск — рыба плеснула в озере, и тут же я мысленно вскидывался: «Огосподимедведьвернулсяонменясъестяумру!» Я был уверен, что это мой последний вздох. Ужас не уходил до трех утра, когда я все-таки ненадолго закрыл глаза.
На следующий день я вышел поздно и в снегу по пояс сумел пробраться через каньон Гарнет на возвышенность, метров до 3200. Из-за постоянных дождевых облаков видимость была нулевая. Я находился в цирке, пытаясь принять принципиальное решение по поводу маршрута, и не мог найти ни одного ориентира. Было уже слишком поздно, чтобы искать дорогу методом проб и ошибок, поэтому я спустился траншеей, которую выкопал на подъеме. Через два часа я вернулся на берег озера Брэдли и под дождем потопал назад к стоянке. Там меня ждал сюрприз: палатка была разорена, тент разодран, две из четырех дуг перекушены, передний полог порван и полностью откинут, мой спальный мешок плавает в озере, внутри палатки все мокрое и пропитано грязью. «Что за нафиг?» — поначалу удивился я, но очень быстро понял: это медведь. Он вернулся, пока я ходил на гору, и перерыл мое барахло, пытаясь найти еду. Но рюкзачок с едой был не тронут — висел на своем месте, на дереве, вне досягаемости зверя. Оставалось лишь предположить, что медведь разорил стоянку со злости. Я спустил рюкзачок с едой, веткой выудил из озера спальник и упаковался. Все барахло было абсолютно мокрым, я не мог остаться на ночевку, а вернуться к машине до наступления темноты было просто нереально. Но выбора нет, надо возвращаться, надо идти в темноте. Взвалив на себя тридцать килограммов промокшего снаряжения, гнущего меня к земле, повесив, как и днем раньше, рюкзачок с едой на грудь, я двинулся обратно. И тут заметил медвежьи следы, идущие поверх моих старых следов. Господин Медведь следовал за мной на стоянку, как охотник, по запаху.
Приглядевшись к глубокому снегу за пешеходным мостиком, я понял, что медведь шел с севера и пересекал проделанные мною вчера ямы. Я медленно проследил глазами цепочку его следов: она поднималась на холм высотой метров десять… И там под сосной сидел медведь и с интересом наблюдал за мной. «Срань господня!» — пробормотал я севшим голосом. Гнев на медведя, сдерживаемый последние полчаса, быстро обернулся уже знакомым страхом. Оставалось одно: идти как шел, надеясь, что не провалюсь в снег, и молясь, чтобы медведь свалил. Я вытащил мокрую карту из кармана и вместе с компасом взял ее в левую руку — права на ошибку у меня уже не было.
Метров через десять я свернул с тропы и, спотыкаясь, пошел к вершине холма южнее медведя. Зверь так и не шевелился. Я представил себе, как он там злорадствует, пока я изо всех сил стараюсь удрать от него. Я успел рассмотреть снежный покров на холме, и мне показалось, что на востоке снег мельче; я рассудил, что мог бы сократить путь и выйти прямиком к шоссе, избежав купания в сугробах на моренном гребне. Я пересек гребень холма, спустился к лесной ложбине и оглянулся через левое плечо: медведь ушел, спустился с другой стороны холма к озеру. Я с облегчением прошел шагов пятнадцать, затем снова проверил обстановку сзади — и вот он, медведь, все так же прогуливается на вершине холма по моим следам, всего-то метрах в ста от меня.
Десять минут я ломился по азимуту на восток, поочередно посматривая на компас, ориентируя карту по местности и оглядываясь через левое плечо на медведя. Пару раз он подходил ко мне ближе, метров на десять, что чрезвычайно нервировало меня. Я боялся, что не смогу найти правильный путь, что не смогу обогнуть участки самого глубокого снега, и воображал себе, что сотворит медведь, дабы заполучить рюкзачок с едой, висящий у меня на груди. И результат не замедлил сказаться — в какой-то момент я потерял все ориентиры и понял, что ландшафт больше не соответствует тому, что говорит карта. К счастью, я быстро догадался о магнитном склонении — разнице между истинным севером на моей карте и тем севером, на который показывал компас. Через минуту, решив, что определился достаточно точно, я полез в небольшой подъем и вдруг увидел внизу озеро. Откуда оно здесь? Здесь не должно быть никакого озера! Но у берега были видны следы. Отлично! Я оживился, — наверное, там есть люди, которые помогут мне сориентироваться, а то и отпугнуть наконец медведя. Я радостно затопал по снегу, и тут до меня дошло: это мои же следы… а это озеро Брэдли… я сделал полный круг!
Медведь был передо мной в десяти шагах; до сих пор он останавливался, когда я останавливался. Но теперь он спускался с холма — прямо ко мне. Я чувствовал, что готов сдаться, бросить ему рюкзачок с едой — к черту правило не кормить медведей![27] — и еще больше мне хотелось плакать.
Медведь был уже в пяти метрах, когда мое отчаяние переросло в гнев. «Пошел вон!» — заорал я ему прямо в морду. Он снова остановился. Вспоминая самую зверскую угрозу, которую когда-либо слышал в кино, я переиначил несколько строк из «Криминального чтива»: «Я позову самых обдолбанных рейнджеров, и они устроят инквизицию твоей медвежьей заднице! Они тебя усыпят и отправят в Айдахо!» Я снова принялся махать руками над головой и кричать, но это медведю уже было знакомо. Он поднял голову, совсем как во время нашего вечернего противостояния на бревне. Слева от меня в коническом углублении, окружавшем сосну, лежал камень. Я добрался до дерева и схватил булыжник размером с мяч — у меня появилось средство самообороны. Затем я поспешно двинулся на юг по своим старым следам.
