Григорий Градовский - Война в Малой Азии в 1877 году: очерки очевидца.
С 8 мая войска из ахалцыхского и александропольского отрядов, оставив небольшой гарнизон в Ардагане, сосредоточились в заимском лагере, в 20 верстах к северу около Карса. Никто не сомневался, что эту крепость скоро ждет участь, постигшая Ардаган; в Тифлисе, в Александрополе, по всей дороге советовали мне торопиться, чтоб быть свидетелем падения Карса; в лагере только и слышались рассуждения о том, с какой стороны лучше подойти на приступ.
Некоторую дисгармонию с этой блестящей военной картиной составляли лишь вести, доходившие из ренского отряда и со стороны нашего черноморского побережья. Войска генерала Оклобжио уже со второго дня по переходе за границу должны были покупать каждый свой шаг ценой крови; турки, пользуясь естественными преградами, представляемыми густыми лесами и кручами Кджарских гор, оказывали упорное сопротивление, заставляя наши войска брать с боя каждую новую позицию. С другой стороны, почти беспрепятственная высадка турок в Сухуме и быстрое отступление генерала Кравченко, вместе со вспыхнувшим в Абхазии восстанием, могли играть роль первого предостережения, обнаруживая, что борьба с турками может обратиться в более трудное и серьезное дело, нежели это казалось сначала под упоением первых успехов. Но в начале мая все это представлялось не более, как легким, мимолетным облачком на чистой синеве летнего неба; о черных тучах, застлавших потом почти без просвета горизонт, страшно было и помышлять!..
В самый день прибытия моего в заимский лагерь произошло славное кавалерийское дело под Бегли-Ахметом[4].
Расположение наших войск около Карса было следующее: в заимском лагере оставалась 39-я пехотная дивизия генерала Девеля, саперный батальон и сводная кавалерийская дивизия генерала Шереметева с их артиллерией; тут же сосредоточены были все военно-полевые управления и тяжести отряда; в заимском лагере главное начальство поручено было генерал-лейтенанту Девелю. Колонна генерал-лейтенанта Геймана, состоявшая из кавказской гренадерской дивизии, саперного батальона и гренадерской артиллерийской бригады, выступив из заимского лагеря 15 мая, направилась вдоль восточных укреплений Карса на юг и 17 мая находилась в селении Хаджи-халил. Во все это время погода была ненастная; непрестанные дожди испортили и те плохие дороги, которые существуют в Малой Азии; поэтому движение войск было очень затруднено. Еще раньше колонны генерала Геймана, при которых находился и командующий корпусом, генерал-адъютант Лорис-Меликов, остальная кавалерия отряда под общим начальством генерал-майора князя Чавчавадзе выступила по тому же направлению. 17 мая пехотная колонна генерала Геймана и кавалерия князя Чавчавадзе соединились у селения Хаджи-халил. Между тем из донесений разъездов было известно, что в верстах 30 еще далее к югу, на пути сообщений Карса с Эрзерумом, показались значительные массы неприятельской кавалерии из-за Саганлуга. Поэтому вечером 17 мая кавалерийскому отряду князя Чавчавадзе приказано было выступить к селению Какяч, за которым, как полагали, расположен был неприятельский стан.
Наша кавалерия вышла с бивуака Хаджи-халиля в пять часов пополудни. В состав ее входили нижегородский и северский драгунские полки, три казачьих полка и несколько сотен иррегулярной кавалерии; всего 8 эскадронов и 30 сотен; с ними было 16 орудий казачьей артиллерии (2-я кубанская и 1-я терская конные батареи). Благодаря дурным дорогам только к 12 часам ночи отряд подошел к берегу Карс-чая, против селения Бегли-Ахмет. На возвышенном противоположном берегу на большом пространстве виднелись бивуачные огни. Это была турецкая кавалерия, спокойно расположившаяся на ночлег; неприятель оказался ближе, нежели можно было ожидать, он шел нам навстречу.
Прежде, нежели решиться на атаку неприятельского бивуака, необходимо было разузнать, не скрывается ли за кавалерией турецкая пехота. Разъезды присылали довольно противоречивые сведения; тем не менее, из донесений их выяснилось, что у Бегли-Ахмета расположена кавалерия Мусса-паши, т.е. бывшего генерала русской службы Кундухова, выселившегося в 60-х годах в Турцию с несколькими тысячами кавказских горцев. Из этих горцев и состоял теперь отряд Кундухова. Говорили, что Кундухов имел личную неприязнь к генерал-адъютанту Лорис-Меликову и похвалялся, что возьмет его в плен неожиданным ночным налетом на наш лагерь. С этой целью, будто бы, Кундухов и приближался к нашему отряду. Имели или нет основание эти толки, но они были очень распространены. Между тем самому Кундухову едва удалось спастись от участи, которую он готовил, по слухам, командующему корпусом. Князь Чавчавадзе решил неожиданно напасть на бивуак Кундухова на рассвете со всех сторон.
С этой целью наша кавалерия разделена была на три колонны, из которых правая и левая должны были обойти неприятеля с обоих флангов и зайти в тыл, а средняя, под личным начальством князя Чавчавадзе, двинуться на него с фронта. В два часа ночи все три колонны переправились через Карс-чай и начали свое наступление. Средней колонне, очевидно, было ближе к неприятелю и потому она, подойдя к турецкому бивуаку на две версты, остановилась, выжидая рассвета и обходного движения правой и левой колонн. Но едва нижегородцы и 1-й волжский казачий полк, бывшие в средней колонне, построились на занятой позиции, как слева раздался одиночный выстрел, за ним другой, потом последовали залпы, а через несколько минут на соседней возвышенности уже гремела неумолкаемая ружейная пальба. Оказалось, что неприятель заметил левую колонну князя Эристова, сбившуюся в темноте с направления и преждевременно наткнувшуюся на бивуак. Турецкая кавалерия, вооруженная магазинными ружьями, имеющими по 16 зарядов, палила беспрерывно, тогда как конно-иррегулярные полки, бывшие в колонне князя Эристова, могли отвечать только из своих плохих кремневых винтовок. Состоявшие на нашей службе кавказские горцы под покровом ночи сражались со своими выселенными собратьями, получившими от турок самое усовершенствованное оружие. По направлению выстрелов нетрудно было догадаться, что неприятель брал уже верх над озадаченными сотнями князя Эристова; о нашей правой колонне не было еще ни слуху ни духу. При таких обстоятельствах нельзя было медлить: на выручку князя Эристова посланы были волжские казаки и 2-й эскадрон нижегородцев. Ударив в шашки, наша кавалерия погнала неприятеля. Перестрелка все более и более удалялась влево. Между тем остальные эскадроны Нижегородского полка с артиллерией продолжали продвигаться вперед. На возвышенности, справа, показалась новая масса кавалерии. Полагая, что это наша правая колонна, князь Чавчавадзе со своим штабом подъехал к ней навстречу, подвигаясь по склону горы. Вдруг гребень высоты запылал огнем и раздался хорошо выдержанный залп. Это были новые массы турецкой кавалерии, очутившейся на правом фланге и, отчасти, в тылу нижегородцев. Но этот полк не из таких, чтоб теряться при неожиданной встрече с неприятелем! Не мешкая ни минуты, ближайший к неприятелю 3-й эскадрон поднялся на высоту и врезался в турецкие ряды. Несколько минут кипел рукопашный бой; горцы, как известно, очень хорошо владеют шашкой, их было двойное число, сравнительно с нашими, но знаменитые нижегородцы никогда не давали тыл перед неприятелем: скоро турецкие всадники дрогнули и побежали под ударами удалых драгун. 3-й эскадрон преследовал их по направлению колонны князя Эристова. Между тем за первым эскадроном неприятеля остальные два эскадрона нижегородцев наткнулись на второй. На этот раз турецкая кавалерия стреляла не только из ружей, но и из орудий. Тогда бросился на них в атаку 4-й эскадрон Нижегородского полка. Этой атаки неприятель не выдержал и дал тыл. Преследуя их, 4-й эскадрон наткнулся на главные силы Кундухова, расположенные у самого селения Бегли-Ахмет. По пятам бежавших драгуны ворвались в неприятельский стан. Отчаянная рукопашная схватка снова завязалась. Последний, не бывший еще в деле, эскадрон драгун бросился на помощь своим; но он прискакал поздно: их храбрые товарищи и без того уж справились — неприятель обратился в бегство, бросив орудия, вьюки, не подобрав убитых. Правая колонна нашей кавалерии не могла вовремя поспеть к бою. Сражение неожиданно началось раньше, нежели она могла зайти по крутой дороге в тыл. Только благодаря этой случайности совершенно расстроенной турецкой кавалерии удалось убежать. Утомленные большим переходом и продолжительностью боя, люди и лошади в состоянии были преследовать неприятеля не более 15 верст. Это славное кавалерийское дело стоило нам сравнительно незначительной потери: в темноте, хотя и мы путались, но и неприятель не мог метко стрелять из своих магазинных ружей. У нас смертельно ранен шашкой в голову прапорщик Нижегородского полка барон де Форрет, убито 11 и ранено 26 нижних чинов. Лошадей выбыло из строя 80. Неприятель оставил на поле сражения 80 тел и 30 пленных, в том числе одного полковника. Я видел потом два орудия, отбитые в этом деле: это были отличные, отделанные как туалетная вещица, небольшие стальные пушки; они попали в наши руки вместе с мулами, которые их возили.
