Николай Ломакин - Вокруг света за 80 дней. Михаил Строгов (сборник)
Но, к счастью, слабый ночной ветерокдул не с той стороны. Он по-прежнему тянул с востока, такчто пламя отклонялось влево. Это позволяло надеяться, что беглецы ускользнут от этой новой угрозы.
Поселок, охваченный огнем, и впрямь остался наконец позади. Блики пожара мало-помалу бледнели, его треск доносился все глуше, и вот уже последние проблески света угасли в тени крутых скал, что высились там, где Ангара делает резкий поворот.
Было около полуночи. Темнота, опять став непроглядной, снова накрыла плот своим защитным пологом. Бухарцы по-прежнему были тут как тут, сновали по берегам. Их было не видно, но слышно. И костры на вражеских аванпостах пылали чрезвычайно ярко.
Между тем возникла необходимость поосторожнее маневрировать среди льдин, напиравших все сильнее. Старый капитан встал, и мужики вновь взялись за багры. Все они знали свое дело, но управлять плотом становилось чем дальше, тем труднее: русло реки закупоривалось льдом прямо на глазах.
Михаил Строгов пробрался в носовую часть плота.
Альсид Жоливе последовал за ним.
Оба услышали то, что старый капитан говорил своим людям:
– Справа, не зевай, смотри в оба!
– А вон льдины слева напирают!
– Гони их! Багром отпихивайся!
– Часа не пройдет, как застрянем!..
– Если Бог попустит! – проворчал капитан. – Без его святой воли ничего не делается.
– Слышите, что они говорят? – шепнул Строгову Альсид Жоливе.
– Да, – отвечал Михаил. – Но Бог за нас!
Между тем положение все более усложнялось. Если продвижение плота остановится, беглецам не добраться до Иркутска, мало того – им придется оставить свое импровизированное судно, оно неминуемо развалится под ними, льды раздавят его. Тогда связки из ивовых прутьев лопнут, пихтовые стволы, насильственно разъединенные, покроются ледяной корой, и у несчастных людей не останется иной опоры, кроме самих льдин. А как только рассветет, бухарцы увидят их и беспощадно истребят!
Михаил Строгов вернулся на корму. Там его ждала Надя. Он приблизился к ней, взял за руку и задал все тот же неизменный вопрос «Надя, ты готова?», на который она ответила, как всегда:
– Готова!
Еще несколько верст плот проталкивался среди плавучих льдин. Но было ясно: если Ангару скует льдом, плыть по течению станет невозможно, они застрянут. Уже и теперь они дрейфовали куда медленней, чем поначалу. Ежеминутно плот наталкивался на что-нибудь или сворачивал с пути, избегая столкновения. То увиливал от наскока, то проскальзывал в образовавшуюся брешь между льдинами. А любые задержки вызывали огромное беспокойство.
В самом деле, ведь в запасе оставалось всего несколько ночных часов. Если беглецы не достигнут Иркутска раньше пяти часов утра, им придется проститься с надеждой когда-либо туда попасть.
И вот в половине второго несмотря на все их усилия (чего они только не делали!) плот уткнулся в массивную ледяную запруду и безнадежно застрял. Льдины, плывшие вниз по реке, тотчас наперли на него, прижимая к этой преграде, и он потерял возможность двигаться так же необратимо, как если бы налетел на риф.
Русло Ангары в этом месте сужалось до половины своей обычной ширины. Отсюда и ледяной затор, который мало-помалу смыкался все крепче под двойным воздействием достаточно сильного напора наплывающих льдин и мороза, который все крепчал. Всего за пятьсот шагов ниже по течению река снова расширялась, и льдины, одна задругой отрываясь от запруды, продолжали дрейфовать в направлении Иркутска. Таким образом, если бы берега так не сблизились, то и затор, вероятно, не образовался бы, плот смог бы продолжать плыть по течению. Но непоправимая катастрофа уже произошла, и беглецам пришлось оставить всякую надежду добраться до своей цели.
Если бы в их распоряжении имелся инструмент, каким обычно пользуются китобои, пробивая каналы в ледяных пустынях, они могли бы расчистить себе дорогу до того места, где река расширяется. Может, им на это хватило бы времени? Но под рукой нет ни пилы, ни кайла, ничего такого, чем можно бы разбить эту ледяную корку, от стужи затвердевшую, как гранит.
На что решиться?
В этот момент с правого берега Ангары раздалась ружейная пальба. Дождь пуль обрушился на плот. Итак, несчастных заметили. Разумеется, так и было: другие выстрелы тотчас загремели с левого берега. Беглецы, оказавшись меж двух огней, стали легкой мишенью для бухарских стрелков. Некоторые уже были ранены, хотя все эти пули в потемках посылались наудачу.
– Идем, Надя, – шепнул Михаил Строгов на ухо девушке.
Без каких бы то ни было замечаний Надя, «готовая на все», протянула ему руку.
– Надо перейти затор, – тихо сказал он ей. – Веди меня, но так, чтобы никто не заметил, что мы уходим с плота!
Надя повиновалась. Они с Михаилом быстро выскользнули на ледяную поверхность в полном мраке, то тут, то там разрываемом вспышками ружейных выстрелов.
Надя ползла впереди, Строгов за ней. Пули сыпались вокруг них, как крупный град, с треском врезаясь в лед. Шероховатый, с острыми гранями, он до крови изранил их ладони, но оба продолжали упорно ползти вперед.
Через десять минут они добрались до противоположной стенки затора. Впереди воды Ангары, освобожденные от излишков льда, текли вольно. Несколько льдин, мало-помалу отрываясь от затора, продолжали плыть по направлению к городу.
Надя понимала, на какую попытку решился Михаил Строгов. Она приметила одну из таких льдин, которая уже едва держалась, зацепившись узким выступом.
– Сюда, – сказала девушка.
И оба растянулись на этом куске льда, легонько раскачав его, чтобы отделился от запруды.
Льдина поплыла. Река расширилась, путь был свободен.
Удаляясь вверх по течению, Михаил и Надя еще долго слышали звуки выстрелов, крики отчаяния, завывания бухарцев… Потом мало-помалу все эти звуки, полные мучительной тревоги и свирепого ликования, затихли вдали.
– Бедные наши товарищи! – прошептала Надя.
Полчаса льдина, на которой плыли Михаил Строгов и Надя, стремительно несла их вперед, хотя в любой момент можно было опасаться, что она растает под ними. Подхваченная течением, она дрейфовала по самой середине реки, и не было надобности направлять ее в сторону до той минуты, когда потребуется причалить к иркутской набережной.
Михаил Строгов, стиснув зубы и навострив уши, молчал. Ни слова не проронил. Никогда еще он не был так близок к цели. Он чувствовал, что достигнет ее!..
Около двух часов ночи на темном горизонте, с которым сливались очертания берегов Ангары, загорелась двойная полоса света.
