Гарун Тазиев - Вода и пламень
Скорей наверх!
Скособочившись, пытаюсь глядеть сквозь воздушный пузырь. Не очень, конечно, удобно, но кое-что различить можно. Во-первых, вижу, что я потерял спутников: они поднимаются вдоль откоса рифа, я пустился вертикально вверх. Риф слабо белеет в отдалении. Выходит, я всплыву в зоне, где мы не отваживаемся нырять из-за акул. Они, правда, ведут себя примерно, но кто знает, что им взбредет в голову! «Эти дамы могут оказаться в дурном расположении духа», – твердил Дюма.
Лихорадочно начинаю работать ногами и даже помогаю себе руками, чего обычно не делают аквалангисты. На запястье у меня висит ручной скобель, утыканный шипами, и я с маху всаживаю один из них себе в бедро.
– Ч-черт!
Не так больно, сколько досадно. И тут же проносится мысль: ведь кровь привлекает акул. Пытаюсь рассмотреть рану, но едва наклоняю голову, как вода заливает глаза.
Лишь бы не кровило очень сильно…
Нажимаю из последних сил, но до поверхности еще идти и идти. Над головой появляется заостренный силуэт барракуды. Ее кажущееся безразличие производит куда большее впечатление, чем маневры акул. Делаю обходной крюк, следя за ней единственным незатопленным глазом. Она с презрением удаляется.
Но это еще не все: менее чем в десяти метрах появляется пара акул. Они подкрались совсем незаметно! Минутное волнение… нет, тоже удаляются, небрежно помахивая хвостом.
И вот наконец искрящаяся поверхность. Останавливаюсь на короткое время в нескольких саженях, подчиняясь правилам подъема с большой глубины: на последних метрах требуется провести декомпрессию. Потом всплываю и с облегчением срываю с головы маску.
Запах крови не привлек акулью парочку. Что это, очередная легенда? Или же акулы, как все хищники, нападают, лишь когда голодны? Правда, из маленькой ранки на бедре вытекло не так много крови, да и время кормления прошло.
Мы обратили на это внимание на Абу-Латте. До пяти часов пополудни лагуна спокойна. Хищники тихо-мирно плавают рядом с молодью. Точно так же в саванне возле озера Танганьика львы царственно прогуливаются возле мирно пасущихся газелей. Птицы парят в небе, совершают учебные полеты или тихонько качаются на залитом солнцем море…
Внезапно, словно по чьему-то сигналу, все приходит в движение. Легкая рябь пробегает по поверхности, и через минуту уже лагуна кипит, превратившись в бесшумную арену жестокой битвы.
Во все стороны разлетаются стайки серебристых рыбок, за ними несутся рыбы покрупнее. Быстрыми стрелами вылетают из воды рыбы-иглы, отталкиваясь и вновь взлетая, пока не погружаются в спасительном отдалении, пронесясь по воздуху добрые сто метров.
В безумном испуге носятся летучие рыбы, сверкая крыльями-плавниками, пытаясь улизнуть от прожорливых carangues. Акулы всех размеров рыскают среди сотен тысяч беглецов. Над всем этим неистовством, оставив на время свою импозантность, начинают кружить важные пеликаны; суетливо хлопая крыльями и чертя лапами по воде, они настигают скопление рыб и жадно погружают в него громадные клювы.
Выше, метрах в двадцати – тридцати, выглядывая добычу острым оком, летают безумцы; улучив момент, они камнем падают вниз, складывая свое роскошное оперение, и скрываются под водой. Мгновением позже выныривают с рыбой в клюве и отправляются кормить свои выводки в известковых нишах кораллового острова. Фрегаты носятся без видимого толка над водой, а высоко в небе делают круги белобрюхие орланы, без промаха разя добычу.
Полчаса яростной схватки – и вновь затишье. Лагуна опять погружается в спячку, гладкая, ровная, топазовая к концу дня. Солнце уже не жжет, оно стало дружеским. Тени удлиняются. Вдали над синей линией горизонта в тридцати лье вырисовываются тремя параллельными цепочками Аравийские горы; первый хребет – аметистовый, два других – фиолетовые. Постепенно бледнея, они сливаются с сумеречным туманом.
У эмира
С пляжа мы наблюдали, как «Калипсо», развернувшись, уходил в открытое море. Мы остаемся втроем на континенте, где нас ждет геологическая экспедиция.
Семь недель, со дня отплытия из Тулона, мы отпускали бороды в предвидении этого дня. И бороды отросли. У Дюпа она черная, постриженная кружком, и на загорелом бронзовом лице в сочетании с густыми бровями делает его похожим на араба. Нестеров тоже очень загорел, но у него светлые глаза, поэтому мало шансов сойти за «своего». Ну, а со мной совсем безнадежно: рыжеватая поросль плюс голубые глаза и кирпичного цвета кожа… Тем не менее все трое обзавелись необходимым для каждого мужчины в этих широтах атрибутом – бородой!
В доброй версте от берега среди бескрайних песков виднелась пальмовая роща, над которой возносился темной массой феодальный замок. Мы высадились в минахе (порту) – таково было пышное наименование закрытой бухточки, где лежали вытащенные на берег три баркаса и гнили полузарытые в песке старый челн и останки когда-то щегольского моторного катера. Развалины турецкой крепости и глинобитная хижина представляли портовые сооружения.
Из хижины показываются двое высоких худых мужчин в просторных одеяниях – сторожа минаха. Обмениваемся долгими рукопожатиями. Потом присаживаемся на корточки, и между арабами и Дюпа начинается разговор. Проходит полчаса. Мы ждем, когда из Лита пришлют машину для перевозки нашего обширного багажа.
– Спросите, за нами кто-нибудь приедет?
Но Дюпа прекрасно знает обычаи. Здесь надо соблюдать форму вежливости: ни один разговор не начнется без предварительного обмена любезностями, затем надо осведомиться о том, о сем и только после этого приступить к главной теме.
Так, Дюпа узнал, что в округе появилась саранча, что декабрьские дожди начались вовремя, что верблюжья колючка хороша в этом году, что катер выбросило здесь во время войны, когда там, на другой стороне Красного моря, шли бои… Что стало с итальянскими моряками, наскочившими на острые зубья рифа? Об этом было неудобно спрашивать.
Наконец Дюпа счел возможным осведомиться:
– Скоро ли за нами приедут люди эмира? Собеседники расплылись в широкой белозубой улыбке:
– Все в свое время…
И мы продолжали ждать, сидя кружком на корточках. Солнце между тем уже склонилось к морю.
В конце дня показался грузовик, полный людей в тюрбанах и развевающихся по ветру бурнусах. «Додж» остановился рядом, все соскочили вниз. Улыбки. Долгая церемония приветствий. Мы пытались подражать Дюпа, но без навыка это не так-то просто. Надо поклониться, прижав открытую ладонь к груди: «Алейкум ассалям», – потом протянуть руку и коснуться ладони собеседника, после чего вновь поклониться, поднеся кончики пальцев ко лбу и губам… «Лабес? – Лабес…» Следующий! На грузовике прибыл один из феодалов со всей свитой, включая дворовых. Уместно ли пожимать руку слугам? В полном неведении решили положиться на свой демократический инстинкт.
