Генри Мортон - От Иерусалима до Рима: По следам святого Павла
Павла поместили во дворец Ирода, который (как я уже упоминал) исполнял роль резиденции губернатора Иудеи, а помимо того, являлся самым красивым зданием Кесарии. В пятидневный срок из Иерусалима прибыла группа обвинителей во главе с первосвященником, среди них находился законник Тертуллий. Само судебное разбирательство выглядело весьма неубедительно. Адвокат в своем выступлении изобразил Павла не только опасным провокатором, который подстрекает к мятежу жителей империи, но и нарушителем законов еврейской нации. Павел отвечал спокойно и с достоинством. Он отрицал выдвинутые против него обвинения. Феликс отложил слушание дела, сославшись на отсутствие Клавдия Лисия, начальника Иерусалимского гарнизона.
Это дело, равно как и личность самого апостола, вызвали большой интерес у обитателей дворца. Вполне естественно, что Друзилла, молодая жена прокуратора, пожелала встретиться со своим соотечественником. Мы читаем, что «…Феликс, пришед с Друзиллою, женою своей, Иудеянкою, призвал Павла и слушал его о вере во Христа Иисуса»63. Полагаю, это была достойная сцена: римский губернатор, насквозь мирской человек, нечистый на руку жизнелюб; его молодая образованная жена, в жилах которой текла скверная кровь Иродов; и апостол, которому в ту пору было уже далеко за пятьдесят — за плечами годы тяжелейших испытаний, которые не смогли угасить пыл в его душе. Нам неизвестно в точности, что говорил Павел о христианстве. Но полагаю, что он — подобно Иоанну Крестителю в беседе с Иродом Антипой — обвинил правителей в безнравственности и, судя по всему, сделал это в довольно резкой форме.
«И как он говорил о правде, о воздержании и о будущем суде, то Феликс пришел в страх и отвечал: теперь пойди, а когда найду время, позову тебя».
После того Феликс неоднократно вызывал к себе апостола, и по весьма любопытному поводу: он надеялся, что Павел предложит ему взятку за свое освобождение. Согласитесь, выглядит по меньшей мере странно: прокуратор Иудеи, брат баснословно богатого Палласа, ждет денег от столь скромного человека, каковым являлся апостол Павел. Однако у алчности нет границ, жадность — чувство со своей собственной, извращенной логикой. Богач, как ребенок, способен радоваться даже небольшой подачке. Однако более правдоподобным кажется, что Феликс подозревал наличие значительных денег у Павла. Если так, то встает вопрос, когда Павел успел разбогатеть?
Можно предположить, что материальное положение апостола значительно изменилось за три года пребывания в Эфесе. По прибытии в этот город Павел был жалким обойщиком, зарабатывавшим на жизнь шитьем палаток. Когда же он покидал Эфес, то водил дружбу с богатыми и знатными асиархами. Затем апостол приезжает в Иерусалим, и первое, что мы о нем узнаем, — что он оплатил издержки на жертву четырех назаретян. Феликс обращается с апостолом с подчеркнутым уважением, а уважение такого человека означает только одно: он видит в своем визави богатого. Давайте заглянем на шаг вперед. Павел желает перенести суд в Рим, дабы предстать перед цезарем. А это, заметим, недешевое удовольствие. Все равно, как если бы в наше время житель Индии или Канады решил пересечь океан с единственной целью апеллировать к Тайному Совету королевы. Опять же, если верить свидетельству Луки, то, прибыв в Рим, Павел целых два года жил «на своем иждивении и принимал всех приходивших к нему»64.
Возможно, Павел получил наследство от родственников из Тарса? Или, может, среди друзей апостола нашелся богач — например, тот же самый Лука, — способный удовлетворить аппетиты алчного Феликса? Все это вопросы, на которые мы вряд ли найдем ответы. Нам остается лишь молча согласиться с автором Нового Завета, который — без всяких объяснений — констатирует факт: материальное положение Павла значительно улучшилось.
Отчаявшись получить взятку от подследственного, Феликс пошел по пути затягивания дела: следствие велось без малого два года. За это время судьба сделала неожиданный вираж: на скамье подсудимых оказался не обвиняемый, а сам судья. По всей Кесарии прокатилась волна мятежей: сражались евреи с сирийцами. Феликс ввел в действия войска. В ходе «наведения порядка» многие евреи были убиты, а их дома разграблены. Мятежи в Палестине всегда были чреваты отставкой римского губернатора. Чтобы обезопаситься, Феликс немедленно задействовал могущественные иудейские рычаги, дабы с их помощью повлиять на центральную власть в Риме. Однако и это не помогло незадачливому прокуратору: он был сначала отозван, а затем разжалован. В Риме ему предъявили обвинение в дурном управлении, и лишь вмешательство брата Палласа спасло Феликса от сурового наказания. Но это был не последний удар судьбы: во время извержения Везувия в 79 году погибли Друзилла и ее сын — любимый отпрыск Феликса.
Лишившись своего поста, Феликс оставил Павла в заточении. Новый прокуратор, честный и справедливый Порций Фест, был удивлен явной несправедливостью такого положения дел, когда апостола, очевидно безвинного, два года содержали в узах. В древние времена, как и в наши дни, новому правителю часто отводили роль козла отпущения за нереализованные амбиции предшественника. Старые схемы и проекты извлекаются из дальних ящичков, где они пребывали в течение последних лет. С них стряхивают накопившуюся пыль и вновь предлагают для рассмотрения. Снова поднимая вопрос о виновности Павла, первосвященник и его коллеги попытались разыграть ту же крапленую карту, что и с Галлионом в Коринфе. Упирая на слабую осведомленность нового прокуратора в обстоятельствах дела, они предложили перенести суд в Иерусалим. На самом деле они рассчитывали, что апостол попросту не доедет до назначенного места: его собирались убить по дороге в Иерусалим. Но Фест оказался не столь прост. Он объявил, что Павел содержится под стражей в Кесарии и что он сам вскоре собирается туда. Так что те, кто намереваются в чем-то обвинить Павла, могут отправиться вместе с ним в Кесарию и предъявить свои обвинения.
Евреи не теряли времени даром. Те несколько дней, которые понадобились для подготовки поездки, они использовали для того, чтобы очаровать нового прокуратора и переманить его на свою сторону. Когда Павел наконец предстал перед прокуратором, Фест уже более или менее сориентировался в обстановке. Он понимал, что обвинения в измене надуманные, а корень проблемы лежит в некоем таинственном религиозном противоречии, разбираться в котором надлежит, скорее, синедриону, чем обычному римскому суду. Желая сыграть на руку воинственно настроенным иудеям, он спросил у Павла, желает ли тот отправиться в Иерусалим на пересмотр дела. Фест пообещал лично присутствовать на суде в качестве гаранта честного и справедливого рассмотрения дела. Однако Павел сразу же почувствовал, откуда дует ветер.
