Сесил Форестер - Хорнблауэр и «Отчаянный»
Хорнблауэр вынул из стропки рупор. Он дрожал от возбуждения, и ему потребовалось усилие, чтоб овладеть собой. Это может быть первый шаг к тому, чтоб повлиять на будущую историю. Кроме того, он давно не говорил по-французски и должен был сосредоточиться на том, что собирался сказать.
— Добрый вечер, капитан! — крикнул он. Рыбаки, успокоившись, дружелюбно замахали в ответ. — Не продадите ли вы мне рыбы?
Рыбаки быстро посовещались, и один откликнулся:
— Сколько?
— Фунтов двадцать. Они снова посовещались.
— Хорошо!
— Капитан, — продолжал Хорнблауэр. Ему приходилось не только подбирать французские слова, но и придумывать, как повернуть ситуацию в нужном ему направлении. — Закончите свою работу. Потом поднимайтесь на борт. Выпьем по стаканчику рому за дружбу народов.
Начало фразы было неудачное, это Хорнблауэр почувствовал сам — он не смог перевести «вытащите ваш улов». Но он знал, что соблазн испробовать британского рома окажется достаточно силен — и он немного гордился сочетанием «1'amitie des nations». Как по-французски «ялик»? Chaloupe, наверное. Хорнблауэр продолжил свои приглашения, и кто-то из рыбаков, прежде чем вернуться к улову, согласно махнул рукой. Наконец, когда сеть втащили в лодку, двое французов перелезли в ялик, подошедший к ним вплотную — он был ненамного ниже рыбачьего суденышка. Ялик быстро подошел к «Отчаянному» на веслах.
— Я приму капитана у себя в каюте, — сказал Хорнблауэр. — Мистер Буш, проследите, чтоб второго рыбака провели на бак и позаботились о нем. Проследите, чтоб ему дали выпить.
— Есть, сэр.
На спущенном за борт лине втащили два больших ведра рыбы, следом взобрались оба рыбака в синих вязаных фуфайках.
— Очень рад вас видеть, капитан, — сказал Хорнблауэр, встречая их на шкафуте. — Пожалуйста, пройдемте со мной.
Пока Хорнблауэр вел капитана по шканцам в свою каюту, тот с любопытством озирался по сторонам. В каюте он осторожно сел на единственный стул, Хорнблауэр примостился на койке. Синяя фуфайка и штаны капитана были перепачканы рыбьей чешуей — каюта неделю будет вонять рыбой. Хьюит принес ром и воду. Хорнблауэр налил два больших стакана, капитан с видом знатока отхлебнул.
— Успешно ли идет лов? — осведомился Хорнблауэр. Он слушал, как капитан на почти невразумительном бретонском диалекте жалуется на низкий доход, приносимый ловлей сардин. Разговор продолжался. С прелестей мирного времени легко было перейти на возможность войны — едва ли два моряка, встретившись, могли обойти вниманием эту тему.
— Я полагаю, не просто набрать матросов на военные корабли.
Капитан пожал плечами.
— Конечно.
Жест сказал больше, чем слово.
— Вероятно, дело идет очень медленно, — сказал Хорнблауэр. Капитан кивнул.
— Но, конечно, корабли готовы к выходу в море? Хорнблауэр не знал, как сказать по-французски «стоят на приколе», поэтому спросил наоборот.
— О нет, — ответил капитан. Он продолжил, без стеснения высказывая свое презрение к французскому флотскому начальству. Ни один линейный корабль не готов к выходу в море. Ясное дело, ни один.
— Позвольте наполнить ваш стакан, капитан, — сказал Хорнблауэр. — Я полагаю, в первую очередь матросов получают фрегаты?
Может быть, тех, которых удается найти. Этого гость не знал. Конечно, есть… — тут у Хорнблауэра возникло затруднение. Потом он понял. Фрегат «Луара» был подготовлен к плаванью неделю назад (бретонское «Луара» и смутило Хорнблауэра). Фрегат должен был отправиться в Индию, но по обычной глупости флотского начальства большую часть опытных моряков с него сняли и перераспределили по другим судам. Рыбак, поглощавший ром в неимоверном количестве, не скрывал ни едкой бретонской ненависти к установившемуся во Франции безбожному режиму, ни презрения опытного моряка к неумелому руководству Республиканского Флота. Хорнблауэру оставалось только вертеть в руках стакан и слушать, напрягаясь до предела, чтоб уловить все тонкости разговора на чужом языке. Когда капитан встал, чтобы распрощаться, Хорнблауэр почти искренно сказал на ломанном французском, что сожалеет об его уходе.
— И все же мы можем встретиться, даже если начнется война. Я думаю, вы знаете, что Королевский Флот Великобритании не воюет с рыбачьими судами. Я всегда буду рад купить у вас немного рыбы.
Французский капитан посмотрел на него пристально, быть может из-за того, что речь зашла о деньгах. Сейчас самый ответственный момент, требующий точного суждения. Сколько? Что сказать?
— Конечно, я должен расплатиться за сегодняшнее, — сказал Хорнблауэр, запуская руку в карман. Он вынул две монеты по десять франков и вложил их в мозолистую ладонь капитана. На обветренном лице рыбака проступило нескрываемое изумление. Изумление сменилось алчностью, потом подозрением. Капитан явно что-то просчитывал, потом решительно сжал руку и спрятал деньги в карман. Чувства сменялись на его лице, как краски на шкуре умирающего дельфина. Двадцать франков золотом за два ведра сардин — скорее всего капитан кормит себя, жену и детей на двадцать франков в неделю. Десять франков в неделю он платит работникам. Деньги большие — то ли английский капитан не знает цены золоту, то ли… Во всяком случае, француз мог не сомневаться, что стал на двадцать франков богаче, и что в будущем может тоже рассчитывать на золото.
— Надеюсь, мы еще встретимся, капитан, — сказал Хорнблауэр. — И вы понимаете, конечно, что мы в море всегда интересуемся тем, что происходит на суше.
Оба бретонца с пустыми ведрами перелезли через борт, оставив Буша горестно лицезреть грязные следы на палубе.
— Палубу можно вымыть шваброй, мистер Буш, — сказал Хорнблауэр. — Это будет удачным завершением удачного дня.
5
Когда Хорнблауэр проснулся, в каюте было совсем темно. Сквозь два кормовых окна не пробивался даже слабый свет. Хорнблауэр, не вполне проснувшись, лежал на боку. Один раз пробил корабельный колокол. Хорнблауэр перевернулся на спину и потянулся, пытаясь привести мысли в порядок. Это, должно быть, одна склянка утренней вахты, потому что один удар колокола во время предыдущей вахты он слышал, возвращаясь в постель — его разбудили в полночь, чтоб повернуть судно оверштаг. Он проспал шесть часов, даже учитывая этот перерыв. Хорошо командовать судном. Вахтенные, ушедшие спать вместе с ним, к этому времени уже полтора часа были на палубе.
Койка слабо покачивалась. Насколько можно судить, «Отчаянный» идет под малыми парусами, ветер умеренный на правом траверзе. Так и должно быть. Скоро вставать — Хорнблауэр повернулся на другой бок и снова заснул.
— Две склянки, сэр, — сказал Гримс, входя в каюту с зажженной лампой. — Две склянки, сэр. Небольшой туман, и мистер Провс говорит, он хотел бы лечь на другой галс. — Гримс был худосочный юноша, заявивший, что был капитанским слугой на пакетботе Вест-Индской компании.