Жюль Верн - Дорога во Францию
Мое положение в Бельцингене становилось с каждым днем тяжелее, а положение моей сестры и семьи господина де Лоране в случае войны будет, конечно, не лучше. Быть в Германии при таких условиях не только неприятно, но даже опасно, и нужно быть готовым ко всяким случайностям.
Я часто говорил об этом с сестрой, напрасно старавшейся скрыть свое беспокойство. Мысль о разлуке с госпожой Келлер не давала ей покоя. Неужели она принуждена будет покинуть эту семью? Ей никогда в голову не приходило ничего подобного! Оставить любимых ею людей, с которыми она, как ей казалось, должна прожить всю жизнь, может быть, никогда больше не видеть их, если так сложатся обстоятельства, – эта мысль огорчала ее до глубины души.
– Я умру, – повторяла она, – да, Наталис, я умру, если это случится!
– Я понимаю тебя, Ирма, – отвечал я, – положение очень трудное, но нужно сделать все, чтобы выпутаться из него. Нельзя ли уговорить госпожу Келлер покинуть Бельцинген, ведь теперь ее ничто не обязывает оставаться здесь? По-моему даже благоразумно было бы поступить так, пока положение вещей еще позволяет это.
– Конечно, Наталис, это было бы благоразумно, но госпожа Келлер не согласится уехать без сына.
– А почему бы господину Жану не ехать с ней? Что привязывает его к Пруссии? Он может устроить их потом! Бесконечный процесс? Да ведь при нынешних обстоятельствах решения его придется ждать месяцами!
– Это весьма вероятно, Наталис.
– Кроме того, меня главным образом беспокоит, что они еще не поженились. Кто знает, какие могут возникнуть препятствия! Если французов будут выселять отсюда, – что весьма возможно, – господин де Лоране с внучкой должны будут выехать в двадцать четыре часа. Как тяжела будет для молодых людей такая разлука! Если же брак будет заключен, то господин Жан или увезет жену во Францию, или же, в случае необходимости остаться в Бельцингене, он по крайней мере останется здесь с нею.
– Ты прав, Наталис.
– На твоем месте, Ирма, я поговорил бы с госпожой Келлер; она скажет сыну, мы поторопимся со свадьбой и потом будем спокойно ожидать дальнейших событий.
– Да, – отвечала Ирма. – Действительно, надо торопиться со свадьбой; едва ли невеста будет препятствовать этому!
– Ну разумеется нет! Иметь такого мужа, как господин Жан, подумай только, какая это для нее защита! Ты только представь себе, Ирма, как она должна будет выехать из Бельцингена и проехать кишащую войсками Германию вдвоем со своим старым дедушкой! Что бы с ними было? Нет, что ни говори, а надо скорее кончать дело, не дожидаясь, пока это станет невозможным!
– А этот офицер, – спросила меня сестра, – ты его встречаешь когда-нибудь?
– Почти каждый день, Ирма. Это просто несчастье, что его полк все еще в Бельцингене! Надо бы сделать так, чтобы о свадьбе Марты узнали только после ее отъезда!
– Да, в самом деле, так лучше будет.
– Я боюсь, что, узнав о свадьбе, этот Франц выкинет какую-нибудь штуку! Господин Жан, конечно, сумеет поставить его на место и тогда… Одним словом, я беспокоюсь!
– И я тоже, Наталис! Надо как можно скорее обвенчать их, но прежде придется выполнить кое-какие формальности, и я боюсь, что в это время объявят войну.
– Так поговори с госпожой Келлер.
– Непременно, сегодня же!
– Да, нужно спешить! Как бы и теперь уже не было поздно!
Действительно, за эти дни произошло одно событие, вследствие которого Пруссия и Австрия, вероятно, ускорят наступление. Это было совершенное 20 июня в Париже покушение, слух о котором намеренно распространялся агентами обеих союзных держав.
Двадцатого июня был осажден Тюильрийский дворец. Чернь под предводительством Сантера, продефилировав перед законодательным собранием, бросилась на дворец. Разрубаемые топором двери, выломанные железные решетки, пушки, поставленные на уровне первого этажа, – все указывало на силу начинавшегося восстания. Спокойствие, хладнокровие и храбрость короля спасли его самого, его жену, сестру и двоих детей. Но какою ценой оплачено было это спасение? Король должен был надеть на голову красный колпак.
Разумеется, среди сторонников двора, так же как и среди конституционалистов, это нападение на дворец названо было преступлением; но король все-таки еще оставался королем, имеющим право на кое-какие почести. Долго ли это продлится? Самые легковерные люди не дали бы ему и двух месяцев царствования после всех полученных им угроз и оскорблений. И как известно, они не ошиблись бы, так как шесть недель спустя, 10-го августа, Людовик XVI был изгнан из Тюильри, и, низложенный, заключен в Тампль, откуда должен был выйти только, чтобы сложить голову на площади Революции.
Если велико было впечатление этого покушения в Париже, во всей Франции, то невозможно представить себе, как сильно было оно за границей. В Кобленце раздались вопли отчаяния, ненависти, мести, и немудрено, что отзвук их дошел до маленького уголка Пруссии, в котором мы сидели. Если эмигранты начнут наступать, да к ним еще присоединятся Имперские войска (как их уже называли), то начнется ужасная война.
В Париже все это знали, и были приняты энергичные меры, чтобы быть готовыми ко всему. Быстро образовалась организация федералистов. Так как патриоты считали короля и королеву ответственными за угрожавшее Франции нашествие, комиссия собрания решила, что вся нация вооружится и будет действовать самостоятельно, без вмешательства властей.
А что нужно было для этого? Нужно было только объявление законодательного собрания о том, что «отечество в опасности!»
Все это мы узнали через несколько дней после возвращения Жана, и новость сильно взволновала нас.
Известие распространилось по городу 23-го утром. Во всякое время можно было ожидать сообщения о том, что Пруссия ответила Франции объявлением войны. Через город с быстротою молнии приносились эстафеты, курьеры, передавались распоряжения из одной части армии в другую. Говорили, что сардинцы тоже должны присоединиться к Имперским войскам, что они уже выступили и угрожают границе. К несчастью, это была истинная правда.
Все это повергло семейства Келлер и де Лоране в величайшую тревогу, а мое положение становилось все труднее и труднее.
Все чувствовали это, и, если я молчал, то исключительно оттого, что не хотел усугублять всеобщего беспокойства.
Словом, времени терять было нечего, и так как свадьба была решена, то следовало отпраздновать ее без замедления, о чем в тот же день и условились.
По общему соглашению выбрано было 29-е число. До этого дня можно было успеть выполнить все формальности, которые в те времена были крайне просты. Обряд должен был совершиться в церкви, в присутствии обязательных свидетелей из числа лиц, имеющих сношения с семействами Келлер и де Лоране. Я выбран был одним из свидетелей. Какая честь для старшего вахмистра!
