Луи Буссенар - Из Парижа в Бразилию по суше
Жак и Жюльен, скорее заинтригованные, нежели обеспокоенные подобными причудами судьбы, без особых хлопот добрались до Мехико, где были приняты с распростертыми объятиями секретарем миссии — близким другом Жюльена, не нашедшим ничего лучшего, как — странное дело! — объявить на время своих соотечественников государственными преступниками, дабы они могли совершить путешествие до мексиканской столицы, от которой их отделяли две недели пути, в полной безопасности.
Секретарь, сознавая огромные, почти непреодолимые трудности, которые выпадают на долю каждого, кто решится пересечь страны Центральной Америки, где дороги по большей части находятся в ужаснейшем состоянии, тщетно пытался преодолеть предубеждение Жака против водного транспорта. Нарисовав весьма мрачную картину путешествия по суше, рассказав о тех препятствиях, с которыми они будут сталкиваться на каждом шагу, Анри де Шантенуа заверил своих приятелей, что они даже не заметят, как доберутся морским путем до Рио-де-Жанейро. От Мехико до Веракруса[476] — всего несколько часов по железной дороге. А там садись на первый попавшийся пароход, идущий к Антильским островам, и следуй спокойно таким, к примеру, маршрутом: Гавана — Сент-Томас[477] — Пара[478] — Пернамбуку — Рио.
Жак, у которого подобное предложение еще совсем недавно исторгло бы громкие вопли, внимательно прислушивался к мудрым словам секретаря, делая вид, что тщательно взвешивает их, а затем, заявив, что никак не может согласиться с мнением их друга, выдвинул в поддержку своего несогласия аргументы, повергшие в изумление даже Жюльена, давно знакомого с особенностями мышления своего спутника.
— Понимаете, — сказал Жак дипломату, — чтобы проделать этот маршрут, потребуется дней двадцать пять — двадцать шесть.
— Да, примерно так.
— А от Рио до конечной цели нашего путешествия по-прежнему будет так же далеко, как и раньше. Но ведь скоро уже год, как мы покинули Францию, и нам надо спешить.
— Пожалуй, ты прав: в общем-то, если иметь в виду протяженность пути, то действительно нет особой разницы, откуда добираться до столицы Бразилии[479] — из Веракруса или из Бордо.
— Вот именно! Что касается меня, то я могу сказать по этому поводу что тебе, что Жюльену только одно: к данному моменту я уже немало побродил по белу свету и достаточно огрубел, чтобы не бояться соленой воды.
— Не может быть!
— Да, я бы не задумываясь сел на любое судно.
— Ну а со мной всякий раз приключается морская болезнь, стоит только мне сесть на корабль, — признался советник. — И чему удивляться, если ею страдают даже некоторые адмиралы, не говоря уже о юнгах?.. И все же последуйте моему совету — отправляйтесь по железной дороге в Веракрус, а оттуда — пароходом.
— Хорошо, я сяду на судно… Но лишь затем, чтобы вернуться во Францию, — естественно, после того как мы совершим свое путешествие из Парижа в Бразилию по суше. Таково мое последнее слово!
— Но это же чистейшей воды безумие! — заметил Жюльен. — Ты ведь только что заявил, что с твоей… манией боязни поездок по морю уже покончено раз и навсегда!
— Ты что, забыл о тысячах километров, которые преодолели мы на нескольких континентах?.. О бескрайних просторах Сибири?.. О моем стремительном броске через Аляску, пожалуй, единственном в своем роде?.. О трудностях, с которыми пришлось нам столкнуться в Британской Колумбии и, наконец, в Мексике!
— Нет, не забыл, но…
— Что «но»?.. Ты хочешь свести на нет все наши усилия? Чтобы мы пришли с жалостным видом в порт и, как истинные буржуа, бесславно закончили предприятие, какого еще никто не совершал до нас?
— Возможно, его никто не совершал лишь потому, что просто не задавался такой целью или не страдал гидрофобией.
— Впрочем, один попытался совершить нечто подобное, и не без успеха, — невольно рассмеявшись, уточнил, обращаясь к советнику, Жак. — Ты слышал о лорде Кошране?
— О герое борьбы чилийского народа за независимость?..[480] Который так здорово расправлялся с испанцами, что они окрестили его дьяволом?..
— Нет, о его брате, Джоне Дандасе Кошране, прозванном пешим путешественником. Мексиканские газеты на днях поведали о нем в связи с удивительнейшей авантюрой, как величают они наше путешествие, — ответил Жак и повернулся к Жюльену: — А ты ведь совсем не читаешь газет, не так ли?
— Да, так! — высокомерно отчеканил Жюльен. — Будь добр, расскажи об этом пешем путешественнике: с удовольствием послушал бы о его приключениях, о которых — да простит мне Бог! — я не удосужился прочитать в твоих газетах.
— Его история в двух словах такова. Лорд Кошран решил обойти пешком наш шарик, поелику возможно, учитывая, естественно, и рельеф континентов. Его маршрут был примерно тот же, что и у нас…
— Так что я, кажется, не могу претендовать на авторство идеи, легшей в основу нашего путешествия.
— Бог с ней, с идеей! Ведь главное — не придумать ее, а претворить в жизнь. Итак, я сказал, что маршрут лорда Кошрана был примерно таков, как и наш, с той лишь разницей, что, достигнув Бразилии, он должен был продвигаться по направлению к Пернамбуку — точке Американского континента, наиболее приближенной к Африке.
От Пернамбуку до Дакара[481] насчитывают, если не ошибаюсь, сто с хвостиком лье. В этом городе наш путешественник рассчитывал сесть на пароход «Атлантика», а по прибытии в Дакар снова перейти на пеший режим, с тем чтобы пересечь Сахару, добраться до Марокко, а оттуда, переправившись через Гибралтарский пролив, — до Испании и затем до Франции…
— Понял. Его маршрут посложнее нашего! Но я и не ставил перед тобой подобной задачи.
— Ты не учитываешь того, что из-за моей гидрофобии нам пришлось бы вернуться из Бразилии в Париж тем же путем.
— Но это уже — в качестве компенсации за более легкий маршрут.
— Продолжаю мою историю. Лорд Кошран шел отнюдь небезостановочно…
— Черт возьми, я так и думал! Я знаю много таких героев у камелька…[482] этих добряков в теплых панталонах[483], в ватных безрукавках и бумажных колпаках. Им ничего не стоит преодолеть тысячи километров… греясь у каминов. Среди них не один, прочитав путевые заметки землепроходцев и ощутив в себе прилив энтузиазма, воскликнул патетически: «О, я был рожден для путешествий!» Такие люди загораются, представляя себя Мунго Парком[484] или Ливингстоном[485], когда, составив завещание, отправляются, сытые и слегка разочарованные итогами своей жизни, в Гранвиль[486] или в Сабль-де-Олон.
