Луи Буссенар - Из Парижа в Бразилию по суше
— Ол раит!
— Вот тысяча долларов золотом для ваших людей. И столько же они получат после погрузки. Кроме того, еще даю две тысячи долларов — для начальства.
— Спасибо. Не хотите ли проверить пломбы на вагонах, поставленные в Колоне?
— Нет, не нужно.
Во время этого короткого диалога на хорошенькой шхуне, стоявшей метрах в ста от пристани, подняли брашпилем[456] якорь, после чего судно не спеша развернули и с помощью лебедки подтянули к пристани, возвышавшейся над палубой метра на три. И тотчас же откуда-то из трюма послышался хриплый голос, вырвавшийся из зиявшего внизу люка и бесцеремонно прервавший диалог:
— Черт меня побери, да и вас тоже! Раскаркались, словно вороны, вместо того чтобы заниматься делом! Лодыри, каких свет еще не видывал!
— Это наш славный капитан Боб волнуется, и не зря, — заметил с улыбкой незнакомец и, подойдя к краю набережной, посмотрел вниз, на корму шхуны. — Порядок, дружище! Все идет как надо!
В ответ снова раздалось недовольное ворчание, и вслед за тем из люка вынырнула рыжая голова и показались грубая физиономия и лохматая борода. Потом высунулись плечи и бизоний торс, крепко державшийся на двух огромных ногах, под которыми прогнулись доски спардека[457].
Гигант, которому принадлежали указанные выше части тела, поднялся на планшир[458], так что его отделяло от собеседника, стоявшего на краю пристани, не более шестидесяти сантиметров.
— Здравствуйте, Боб!.. Ворчите, как всегда?
— Здравствуйте, Сайрус! Да, вы правы: ворчу — пользуясь последними мгновениями, отпущенными мне, чтобы насладиться подобным приятным времяпрепровождением.
— Что вы хотите этим сказать?
— Возможно, мне недолго уже осталось ворчать.
— Что так?
— Не исключено, что завтра меня возьмут и повесят. Незнакомец, как ни владел собой, невольно вздрогнул.
— Вы всерьез? — проговорил он несколько изменившимся голосом.
— Да, и настолько всерьез, что я с радостью отказался бы от нашей сделки, если бы вы смогли подыскать себе какое-нибудь другое суденышко.
— Но это невозможно!
— Я так и думал.
— Перуанцы не могут ждать. Хотя, скажу откровенно, я тревожусь за судьбу сына моего отца: кто знает, не кончится ли для меня сия затея джигой[459] при свете факелов из стеблей конопли?
— Опасное наше ремесло, особенно сейчас, мистер Сайрус!
— А что вы хотите, славный мой Боб? Ничего не дается даром. Наши же доходы находятся в прямой зависимости от наших аппетитов, отсюда и опасности, которым мы подвергаемся. Только чего вы так боитесь в данный момент?
— Вот уже в течение трех дней в двенадцати — пятнадцати милях от Панамы маячит в открытом море большой корабль, чтоб ему худо было! Он шастает туда-сюда в виду порта, словно часовой, делающий по сто шагов взад и вперед. Судно даже ненадолго не покидает своего поста и, ни на что не отвлекаясь, бдительно наблюдает за городом.
— И даже ночью?
— Ночью — особенно. По крайней мере, один раз в час корабль в течение нескольких минут мощным пучком электрического света озаряет рейд, да так ярко, что кажется, будто наступил день. Короче, в этом случае ускользнуть из поля его зрения не удастся никому, ибо луч прожектора рыщет, как акула.
— Да, но я слышал про вашу шхуну, что она здесь — одно из самых быстрых торговых судов…
— Дорогой Сайрус, это настоящая чушь!
— Вы просто трусите.
— Если хотите знать, моя пресловутая шхуна — крохотное суденышко, которое в любой момент может при резком ветре перевернуться вверх тормашками, — всего-навсего калоша рядом с этим чертовым кораблем!
— Как жаль, что у нас нет сейчас тех быстроходных катеров, коими мы располагали во время предыдущей войны!
— Да, тогда мы имели в каждой топке по тонне жидкого топлива и спокойно проходили со своим грузом где хотели: с берега видна была лишь шапка механика. И всегда доставляли оружие в срок…
— Да спасет нас Бог!
— Да спасет нас Бог! — торжественно повторил капитан Боб. — Право же, неприятно думать о том, что мною могут заменить на главной мачте этого судна сигнальный флажок. Даже шея начинает болеть, как представлю себе веревку с петлей на конце. — Затем он крикнул матросам: — Эй вы, там, пошевеливайтесь, черт вас подери! Не забывайте: вас ждет двойная плата, двойная порция табаку и виски, а посему и работать вы должны каждый за двоих в преддверии вечной жизни! — Убедившись, что команда бурно отреагировала на сей призыв, капитан снова повернулся к своему собеседнику: — Еще одно слово, Сайрус: что за груз вы везете на этот раз?
— Четыре тысячи ремингтоновских винтовок и два миллиона патронов к ним.
— И сколько же весит все это?..
— Ружья со штыками, чехлы, упаковка, итого — сорок тысяч килограммов…
— То есть сорок тонн.
— Да, двести ящиков по двести килограммов.
— Так… Но это — не считая боеприпасов…
— Два миллиона патронов, по тридцать граммов каждый… Следовательно, если я не ошибаюсь, надо прибавить еще шестьдесят тысяч килограммов.
— То есть шестьдесят тонн… В общем, не так уж и много: я ожидал вдвое больше. Поскольку товара на моем судне — лишь каких-то сто бочонков, то даже с вашим грузом оно не осядет более чем на два метра, и я смогу идти спокойно вдоль берега, не опасаясь сесть на мель.
— Стоп! — живо прервал капитана человек, которого Боб величал Сайрусом. — Речь идет не о том, чтобы не сесть на мель, а о том, чтобы добраться до места назначения. Снаряжение стоит более пятисот пятидесяти тысяч франков, включая расходы, связанные с транспортировкой, а также с реверансами[460] в сторону местных властей и персонала вокзала. И не забывайте также, что вы рискуете половиной указанной суммы: ведь мы — совладельцы этого груза.
— Лично я рискую в первую очередь своей шкурой, которой привык дорожить.
— Капитан Боб, вы, старый морской волк, — не единственный, кто рискует своей шкурой, ибо я отправляюсь вместе с вами.
— Да ну!.. Браво, Сайрус! Вы не моряк, пусть так, но, черт побери, вам в смелости не откажешь!
— Я разделю с вами все опасности, и это самое меньшее, на что я способен. Когда вы рассчитываете отчалить?
— Глядя на то, как стараются эти молодцы, я полагаю, что погрузку закончат часа через четыре. Тогда и поднимем паруса.
— Но к тому времени почти совсем стемнеет!
— Ну и что? Речь-то идет всего-навсего о том, чтобы следовать вдоль берега.
— А вы хоть знаете его?
— Знаю, и неплохо. Мог бы тут лоцманом работать.
— А как с крейсером?
— Его осадка не позволит ему преследовать нас на мелководье.
