Андрей Бильжо - Заметки авиапассажира. 37 рейсов с комментариями и рисунками автора
Итак, обратно в самолет, ведь русским и английским языком сказали: “Занять свои места и пристегнуть ремни безопасности”. Это всех касается, между прочим, только не уже достаточно “теплого” миллионера Скорцова, с которым, к несчастью или к счастью, в одном самолете и потом в одном отеле в Париже оказался мой друг Вова Тамторович. Огромного роста и такой же ширины, непросыхающий нефтяной сибиряк всем пассажирам басом объявлял: “Я – миллионер Скворцов!!!”
Начал миллионер Скворцов выпивать, как только сел в самолет. Не исключено, конечно, что еще до собственно посадки в кресло бизнес-класса он влил в себя чего-нибудь алкогольного. Скворцов пил много и смачно. И щедро угощал всех. Глядя на Скворцова, авиапассажиры понимали: “От этого предложения отказаться невозможно”. Еще Скворцов просил всех петь, а так как он любил очень песню “С чего начинается Родина”, как и еще один всем известный гражданин, имя которого, несколько измененное, носит любимая народом водка. Все авиапассажиры хором пели эту песню, ибо и от этого предложения отказаться было нелегко.
Скворцов особенно полюбил своего соседа Вову Тамторовича. “Еврей?” – риторически, с любовью спрашивал Скворцов, обнимая Вову Тамторовича за плечи.
Высадить миллионера Скворцова было невозможно – самолет, как ему и полагается, в это время был в воздухе. А сдать миллионера Скворцова – соотечественника, поющего песню “С чего начинается Родина”, – французам?.. Да от этой мысли вообще мурашки по коже. Это же чистой воды предательство.
В общем, самолет с песней удачно приземлился в Париже, и мой друг Вова с удовольствием потерял миллионера Скворцова из вида.
Как выяснилось позже – ненадолго. Вечером в парижском отеле Вова услышал шум, грохот, бой посуды, крики. “Миллионер Скворцов здесь”, – сразу понял Вова. “Месье, – обратился к Вове метрдотель по телефону поздно вечером, позвонив ему в номер. – Вы свободно говорите по-французски, а здесь один русский господин, он не говорит ни на каком языке… Помогите нам, пожалуйста…”
Вова спустился в бар. Барная стойка была разнесена вдребезги, бутылки разбиты. За столиком полуспал, полуплакал грустный и жалкий миллионер Скворцов.
На следующее утро Вова переводил, а миллионер Скворцов извинялся и застенчиво положил на столик завернутые в газету “Коммерсант” пачки долларов. Думаю, на эту сумму можно было бы сделать ремонт всей французской гостиницы.
Потом Вова переехал в другой отель и опять потерял, к счастью, из вида миллионера Скворцова. И опять, как выяснилось, ненадолго.
Первое, что услышал Вова, поднимаясь в самолет, улетавший в Россию, были слова известной песни “С чего начинается Родина”. Миллионер Скворцов пел и одновременно дирижировал уже находящимися в салоне пассажирами.
А в аэропорту “Шереметьево-2”, достав пачку долларов, миллионер Скворцов собрал вокруг себя всех бомбил и таксистов с горящими зелеными огоньками глазами: “Ну, кто повезет миллионера Скворцова? Давай паспорта!” Листая главные документы наших граждан, он вдруг засиял: “Вот, Скворцов и повезет миллионера Скворцова!” Повезет? Так Скворцову уже повезло!
Скворцовы исчезли в неизвестном направлении. Была осень, может быть, полетели на юг. Хотя нет, скорее всего, один Скворцов остался здесь замерзать, а второй – улетел к себе на нефтяную скважину. Согреваться.
Пройдя паспортный контроль, я всегда выпиваю граммов пятьдесят-сто коньяка. Такая сложилась у меня традиция. В самолете можно еще добавить, но чуть-чуть.
В общем, “см. выше”.
12 Раб. Мир. Ром
Есть манящие страны. Скорее, даже не сами страны, а их названия. Например, Берег Слоновой Кости или Гваделупа. Нет, мысль о том, что там можно оказаться когда-нибудь, никогда не приходила в мою голову. Полететь в космос – это да, это возможно. Но оказаться в Гваделупе? Несерьезно. Да ее вообще нет. Ее придумал кто-то, как Грин придумал Зурбаган и Гель-Гью.
Но прошли годы, и вдруг мне предложили полететь в Гваделупу. Вручили конверт, в котором лежали билеты Air France. До Парижа, потом из Парижа в Гваделупу, потом из Гваделупы на остров Сен-Мартен и потом обратно – в Париж и Москву. Лети, мол, Бильжо на все четыре стороны, посмотри, как там живут люди и есть ли они там вообще.
Я прилетел в аэропорт “Шарль де Голль” через три с половиной часа. А в Гваделупу, оказывается, надо отправляться из аэропорта “Орли”. Выяснилось все это в Париже. Времени было мало. Таким образом, у меня был шанс остаться в Париже, которого я не видел, но для этого надо было опоздать на рейс из “Орли”. А самолет из Парижа в Гваделупу оказался двухэтажным, большим. Там я выяснил, уже в его салоне, что Гваделупа – это бывшая колония Франции, а сейчас 97-й ее департамент, или первый заморский. Гваделупу еще называют “французские дачи”. Нормально? Девять часов лету. Пол земного шара. Это вам не на Рублевку или в Переделкино. Зато круглый год море и солнце.
В общем, на самолете летели дачники. С детьми, внуками, кошками, собачками, канарейками. Типа – на субботу-воскресенье, плюс несколько отгулов. Урожай собрать, хризантемы срезать, розы на зиму накрыть. В самолете как-то было по-домашнему, как в электричке Москва – Петушки. Я сразу по этому поводу, кстати, выпил немного, чтобы девять часов пролетели весело. Надо сказать, что до этого я летал на Камчатку, и тоже девять часов, но в другую сторону. Какая большая Земля и какая маленькая! Эта мысль позабавила меня. С ней я и заснул.
Сели в Гваделупе довольно мягко. Я поаплодировал французским летчикам, как у нас принято, но французские дачники меня не очень поняли. Посмотрели косо: мол, странный этот русский, он же не на концерте…
В первый же вечер в Гваделупе я был ошеломлен каким-то непонятным мне стрекотом, временами переливчатым, как соловьиные трели. “Кто это так заливается?” – поинтересовался я у гваделупского садовника. “Лягушки”, – ответил тот. Не может быть, как лягушки? Действительно, маленькие, хрупкие, как будто работы Фаберже, голосистые, они сидели на стенах домов и ветках деревьев. Чудеса! А маленькие крабики и рачки ползали по горам и горкам и по ступенькам лестниц. “Они все вышли из моря, – подумал я, – как все живое”. Вот она какая – Гваделупа.
Вообще-то основное население этого и других близлежащих островов – выходцы из Африки. Потомки рабов. А белые – это потомки рабовладельцев. Свободу рабам дали, но они никуда не уехали, остались на плантациях своих же хозяев, но уже как сознательные свободные граждане. То есть, выходит, очень важно, кем ты себя ощущаешь и как тебя называют. “Надо по капле выдавливать из себя раба”. Или: “Человек – это звучит гордо!”
И теперь там у них, в Гваделупе, есть даже памятник неизвестному рабу и вечный огонь. Я глазам своим не поверил. Да, точно. Можно цветы положить, тропические, а можно с невестой приехать сфотографироваться. А вот памятника неизвестному рабовладельцу нет, потому что фамилии рабовладельцев известны. Их, кстати, называют “беке”. Типа “бяки”. Потомки рабов их все-таки не очень любят.
Сахарный тростник, из которого делают ром, в Гваделупу завезли арабы из Азии. И, кроме того, что из него делают ром, на Новый год сахарный тростник наряжают, как новогоднюю елку.
Я спросил на ромовом заводике черную женщину: “А чистым местные мужики употребляют этот горящий синим пламенем напиток?” Она в ответ без тени удивления: “Конечно, чистым и пьют”. – “А когда? – спросил я понастырнее. – В каких случаях?” – “Когда в домино во дворе играют, бутылку поставят и выпивают”. – “А закусывают чем?” – “А ничем. Жарко ведь. Наш мужик полбутылки выпивает, и ничего”. А бутылка-то литровая! “Ну надо же, – подумал я, – пролетел пол земного шара, прилетел в страну, где всегда жарко, и что я узнал? Что и черные пьют не хуже, чем в России, и не оттого, что мерзнут”.
Потом я выяснил, что пили ром рабы, чтобы залить свое горе, расслабиться после тяжелого трудового дня. Собственно, как и сейчас. Что ром – это крепкий напиток, который специально создан для употребления на жаре. И ведь вот как получилось. На тростниковых плантациях вкалывали рабы, из тростника они делали ром, ром рабовладельцы продавали, а на вырученные деньги покупали рабов, которые… и т. д. Такой вот круговорот рома и рабов в природе.
И еще я своими глазами видел, как черные мужики в синих майках забивали козла белыми доминошками. Ну, не черными же, черные доминошки не видны на черной ладошке.
А еще я видел потрясающее гваделупское кладбище. Все склепы выложены в шахматном порядке – белым и черным кафелем, как в ванной. Весело. Я было подумал, что здесь есть завод по изготовлению керамической плитки. Причем только двух радикальных цветов. Как в нашей деревне, например. Если все дома зеленые – значит, есть бесплатный источник этой самой зеленой краски. Оказалось, что нет, дело не в этом. Просто здесь считают, что после смерти человек должен жить лучше, чем при жизни. Вот и строят ему такой домик, похожий на ванную комнату. А черные и белые – это цвета радости и горя. Остров Сен-Мартен, как выяснилось, состоит из двух частей – французской и голландской. Границы нет. Говорят на французском и английском. Я поинтересовался, а как случилось так, что часть острова французская, а часть – голландская. А вот как, ответили мне.
