Рувим Фраерман - Жизнь и необыкновенные приключения капитан-лейтенанта Головнина, путешественника и мореходца
В конце августа русские корабли показались у южных берегов Кунашира, и японцы, сидевшие в крепости, снова увидели «Диану», ее белые паруса и стройные мачты. Корабль медленно плыл в виду берегов и возвращался обратно, лавируя против ветра. Так орел или иная птица, потерявшая птенцов» кружит близ места их гибели.
Тотчас же по горным тропам побежали из крепости посланные японцами гонцы в Матсмай и Эддо сообщить, что русские вернулись к берегам Кунашира. Тогда-то буньиос и стал особенно ласков к пленникам и приказал как можно больше заботиться об их здоровье.
Меж тем Рикорд ввел корабли в залив Измены, как назвал он Кунаширскую бухту, где были вероломно схвачены Головнин и его товарищи. Как только суда бросили якоря, Рикорд тотчас же высадил на берег одного из привезенных им японцев с письмом, в котором просил сообщить, жив ли Головнин и другие русские и где они находятся. Японец на шлюп не вернулся.
Стояла тихая лунная ночь. По заливу от самой «Дианы» луна высеребрила широкую дорогу к крепости, по-прежнему укрытой полосатой тканью. Казалось, что там было все спокойно.
На русских же кораблях спокойствия не было. На «Диане» и на «Зотике» пушки были заряжены ядрами или картечью и фитили курились в жаровнях. Команда отказалась спать внизу и оставалась в растянутых на палубе сетках. Часовые перекликались, и над затихшим заливом неслись их протяжные крики:
—При-ме-чай!
— Слу-шай!
Офицеры дремали на стульях в кают-компании. Корабли были готовы в любую минуту вступить в бой.
Днем с кораблей были посланы на берег шлюпки за водой, но японцы помешали им подойти, дав из крепости несколько залпов.
Весь день Рикорд провел в напрасном ожидании посланного им на берег японца.
Наступила вторая ночь, столь же тихая и столь же тревожная.
Рикорд всю ночь ходил по палубе. Неизвестность тревожила его. Он не мог представить себе, какими путями удастся ему узнать об участи его друга и всех русских узников. А без этого он принял решение не оставлять Кунашира, хотя бы позднее из-за ветров ему пришлось бы итти не в Охотск, а в Кадьяк, в Ситху или даже на Сандвичевы острова.
С утра Рикорд послал на берег второго японца с запиской. Он думал, что и этот посланный не вернется. Но японцы возвратили посланца обратно, не приняв от него записки и даже не позволив ему переночевать среди своих соотечественников.
Тогда Рикорд вызвал к себе в каюту старшего офицера Рудакова, который ныне был уже лейтенантом, и сказал ему:
— Составим малый военный совет, Павел Ильич. Что нам теперь предпринять?
— Пошлем еще одного японца, как Ной послал из своего ковчега голубя, — посоветовал Рудаков. — У нас их еще четверо.
— Попробуем, — согласился Рикорд.
Наутро послали на берег третьего японца с требованием, чтобы кто-либо явился на шлюп для переговоров.
Однако и этому посланцу японцы объявили, что пусть начальник русских кораблей сам съедет на берег для переговоров. Затем безжалостно выгнали и этого японца за ворота крепости как чужака.
Рикорд на берег не поехал, ибо знал уже японское вероломство. Вместо этого он решил отпустить самого старшего из японцев, которые находились у него на борту. Его звали Леонзаймо. Он называл себя в Охотске купцом и говорил, что в Японии у него богатые родственники и даже знакомства среди приближенных буньиоса.
Рикорд вызвал Леонзаймо к себе и спросил, возьмется ли он выполнить его поручение. Леонзаймо согласился. Тогда Рикорд дал ему три билета, из коих на одном было написано: «Головнин жив и здесь», а на другом: «В городе Матсмае, в Нагасаки» в Эддо», и на последнем: «Умер».
Это был ответ, который Леонзаймо должен был доставить на корабль либо сам, либо с кем-нибудь другим, если японцы задержат его.
Вместе с билетами Рикорд вручил ему два письма: одно к начальнику острова — страбиагу, а другое — Василию Михайловичу Головнину.
Наконец вместе с Леонзаймо он снова отправил на берег того самого японца, который только что вернулся на корабль. Рикорд был в сильном волнении и беспокойстве.
— Я уже истощил все средства, — сказал он Рудакову.— Голова моя не может придумать ничего более. Вы же знаете, что я не могу предпринять военных действий против японцев, а в душе моей кипит желание наказать их за вероломство. Что же делать?
Но и Рудаков на этот раз ничего не мог посоветовать. Наутро вахтенный вдруг громко крикнул:
— С лева по носу от берега идет шлюпка!
Рикорд, поспевший на этот крик с подзорной трубой в руках, быстро навел ее на приближающуюся шлюпку и тотчас же скомандовал:
— Принять на борт Леонзаймо!
Вскоре японец был на корабле. Движения Леонзаймо были торжественно-медленны, лицо мрачно.
— Какие ты вести привез? — с волнением спросил Рикорд. — Говори скорей!
Леонзаймо молча посмотрел на Рикорда, потом не спеша низко поклонился ему и сказал по-русски:
— Страбиагу Отахи-Коски велел сказать тебе, что... капитан Головнин и все русские убиты... Ступай, бей нас, — говорит тебе Отахи-Коски, — мы жизни не жалеем.
Так говорил Отахи-Коски, который еще в Хакодате издевался над русскими узниками в тюрьме. Теперь он был страбиагу — начальником острова Кунашир.
Рикорд был поражен ужасной вестью.
— Убиты?! — воскликнул он. — За что? Ярость охватила его.
— Я хочу теперь только одного, — дрожа от гнева, сказал он Леонзаймо, продолжавшему молча стоять перед ним с опущенной головой: — я хочу истребить это подлое селение!
— Свистать всех наверх! — приказал он боцману. Команда выстроилась на шканцах. Рикорд сообщил экипажу «Дианы» о смерти ее капитана и всех его спутников.
— Хотя я не разрешен от высшего начальства на такой неожиданный случай действовать против японцев, — сказал Рикорд, — но я решил мстить злодеям и беру всю ответственность на себя одного.
Команда отвечала громкими и дружными криками:
— Рады жизнь свою положить!
Рикорд тотчас же приказал делать лафеты для фальконетов, готовить гребные суда, насыпать порох в картузы и лядунки.
Японцам, находившимся на «Диане», он предложил:
— Я буду действовать против неприятельской крепости и селения. Если вы опасаетесь от сего худых для себя последствий, то я даю вам шлюпку и провизии, дабы вы могли достичь Матсмая.
Обратясь к Леонзаймо, он добавил:
— Ты видишь, я не хотел напрасно проливать кровь. Прежде чем приступить к военным действиям, поручаю тебе, Леонзаймо, получить от японских властей письменное свидетельство о судьбе всех русских, что вероломно были захвачены ими, и доставить свидетельство на шлюп!
