Михаил Озеров - От Гринвича до экватора
Думал и еще об одном.
На Западе подчас сталкиваешься с неприязнью, а то и с неприкрытой ненавистью к социализму, элементарным незнанием и непониманием того, что делается у нас. Конечно, Финляндия — буржуазная страна, со свойственными этому строю порядками, законами, проблемами, однако подход к международным делам, к отношениям с Востоком там иной. Чем объяснить этот «феномен»? И вообще есть ли он?
…Ныне символ столицы — белоснежное здание в парке Хеспериа на берегу глубоко врезавшегося в город залива. На стене начертано «Финляндия». Именно здесь прошло в 1975 году Общеевропейское совещание.
Показывая мне дворец, финский журналист заметил:
— Отсюда подули свежие и добрые ветры.
Спустя несколько часов тот же самый журналист сказал, что «из другого белого дома несет холодом послевоенной поры». Жители «страны тысяч озер» резко критикуют Вашингтон, введение им всевозможных «санкций», мешающих торговле и деловым связям. Из опроса общественного мнения явствует, что 84 процента финнов считают Договор о дружбе с СССР положительным фактором и лишь 4 процента — отрицательным. Любопытно, что двадцать лет назад цифры были иные: 57 процентов против двенадцати.
Если бы такой опрос провели еще раньше, то перепад был бы гораздо внушительнее. Мне не раз говорили о том, как изменилась психология финна после сорок пятого года. Не только усилилось неприятие войны. Единодушное признание получила «линия Паасикиви — Кекконена». Это курс на добрые отношения со всеми государствами, в частности с соседними, названный в честь предыдущих президентов.
— Почему у нас, в отличие, скажем, от Англии или ФРГ, не так часто появляются антисоветские статьи? — повторил мой вопрос Олави Хурри, председатель Совета уполномоченных общества «Финляндия — СССР». — Потому что люди не верят клевете на СССР. И если газета опубликует подобный опус, то причинит вред себе, своему престижу. К тому же значительная часть журналистов в Финляндии, в отличие от некоторых западных коллег, старается, чтобы их слово не нанесло ущерба нашим отношениям. Мы дорожим тем, что в международный обиход прочно вошел новый термин — «дух Хельсинки». А он означает не только политику разрядки. «Дух Хельсинки» — еще и практика советско-финляндского сотрудничества, весомый аргумент в пользу мирного сосуществования государств с различным социальным строем.
О. Хурри рассказывает об обществе «Финляндия — СССР». Это самая массовая общественная организация страны, в ней свыше ста тысяч членов, входящих в разные политические партии. 48 из 72 городов Финляндии — побратимы советских городов. Общество проводит сотни всевозможных мероприятий, издает журнал на финском языке «Мир и мы», организует поездки в СССР. Конечно, еще немало проблем (к примеру, в школах почти не изучают русский язык, молодые люди не всегда активно участвуют в работе общества и т. д.), но есть все основания для оптимизма.
— А как же все-таки с «финским феноменом»? Существует ли он? — спрашиваю я.
— Это не феномен, а здравый смысл, — отвечает Хурри. — Жаль, что не все на Западе придерживаются таких же принципов.
Действительно, жаль. До чего же стараются за океаном заставить Суоми пойти по другому пути! Наши связи они изображают как некую «финляндизацию» (мол, слишком большая близость с СССР приводит к потере Финляндией ее суверенных прав), как «зависимость малой страны от великого и агрессивного соседа».
Американцы снимали в Хельсинки антисоветский фильм «Парк Горького». Почему в Хельсинки? На их взгляд, якобы парк возле привокзальной площади было легко переоборудовать под московский парк.
Однако все это ничего не меняет. Для нынешней Финляндии создатели подобных лент, как и генерал Роджерс и его единомышленники, по сути дела, инопланетяне, пришельцы из чужого мира. Только отношение к ним отнюдь не такое, как к симпатичному внеземному существу из фильма «ЭТ». Об этом я думал, когда шел по длинному вокзальному переходу к поезду Хельсинки — Москва, а со всех сторон на меня смотрело чудо-юдо с оттопыренными ушами, огромной головой и большими добрыми глазами.
В Шеффилде, на берегу… Дона
Шеффилд раскинулся на берегу реки, которая называется Дон. Необычное чувство испытываешь, когда в центре Англии слышишь вдруг это русское слово. Одинаковое название двух рек — чистое совпадение, и с точки зрения лингвистов тут нет ничего особенного. Но в Шеффилде придерживаются иного мнения.
— В детстве я часто рыбачил на Дону с отцом. Как-то он сказал, что есть еще одна река Дон, которая находится в России, и что она шире и глубже нашей. Отец тогда добавил: «Мне вряд ли удастся взглянуть на русский Дон». С того времени я хотел побывать на вашей реке, — сказал Роджер Бартон.
Роджер побывал на Дону: ездил в Советский Союз в профсоюзной делегации. Во время нашей встречи он, как фокусник, доставал из ящиков стола приглашение на первомайскую демонстрацию на Красную площадь, программу спектакля в ленинградском театре, фотографию шахты в Макеевке… Если бы я не нагрянул к нему неожиданно, то заподозрил бы, что Бартон заранее подготовился к встрече с советским журналистом.
Он правильно произносит трудные для иностранцев имена своих знакомых: Александр, Татьяна, Анатолий. А вместо английского слова «майнер» говорит русское «шахтер».
Ковентри. Волгоградская площадь
Бартон — рабочий машиностроительного завода. Промышленность в Шеффилде существует с незапамятных времен. Еще в XIV веке английский писатель Джефри Чосер в «Кентерберийских рассказах» восхищался изделиями местных умельцев: ножами, вилками, другими предметами домашнего обихода. Для их изготовления была нужна сталь, и «мастерская Англии» постепенно стала центром британской металлургической промышленности. Сейчас большинство из шестисот тысяч жителей трудится на предприятиях, производящих газовые турбины, моторы для самолетов, оборудование.
Раньше Шеффилд был грязным и пыльным, его плотной -стеной окутывал дым фабричных труб. Вот как писал о нем И. М. Майский, наш посол в Англии с 1932 по 1943 годы: «Внешне Шеффилд очень импозантен. Он расположен на красивых холмах… Все выглядело бы прекрасно и почти идиллически, если бы не эти десятки высоких дымящих труб, если бы не это черное облако копоти, вечно висящее над городом».
Теперь Шеффилд занимает первое место по чистоте среди промышленных городов Западной Европы. Как удалось этого добиться?
Мэр рассказывает, что город обнесен плотным кольцом зелени, в нем сорок восемь парков. Заводы переведены в один район. Расчищают реки и каналы, кое-где можно уже удить рыбу. Взимают крупные штрафы с тех, кто мусорит на улицах.
