Владимир Мальцев - Пещера мечты. Пещера судьбы
К слову. При выборе технической школы иногда возникают и весьма неожиданные аргументы. Каждому приходилось видеть на фасадах зданий людей, выполняющих ремонтные работы с веревок, безо всяких люлек. Занимаются этим, как правило, именно спелеологи, зарабатывающие деньги на очередную экспедицию, и альпинистской эта техника называется по чистому недоразумению. И естественно, что снаряжение используется именно свое привычное — опять же дополнительная тренировка получается. Так вот как-то раз при наших таких подработках из очередного окна высунулась рука с ножницами и перекусила веревку Степе Оревкову. К счастью — страховочную. Имевшую место быть только потому, что наша команда SRT не признает.
Спортивная спелеология не исчерпывается спелеологией вертикальной. Имеется сразу два варианта подводной спелеологии. Один из них — штурм сифонов (залитых под потолок участков пещеры) с целью нахождения новых сухих участков, второй — исследование пещер, затопленных полностью, именно как целиком подводных пещер. Любой из этих вариантов еще более техничен, чем вертикальная спелеология, причем часто с ней и сочетается. Акваланги, не говоря уж о всяком вспомогательном снаряжении — вещи и тяжелые, и взрывоопасные, и доставка их, скажем, на километровую глубину, как в кавказских экспедициях недавно погибшего Владимира Киселева — задача чрезвычайно сложная и трудоемкая. Двойная сложность — и пещера, и подвода, двойная оторванность от мира, тройная опасность, четверной уровень необходимой технической подготовки, выделяют спелеоподводников в некоторую особую касту даже среди «сухопутных» спелеологов. Причем касту, для которой характерно и то, что все три главных особенности склада характера оказываются возведенными в квадрат. Что создает серьезные трудности, если штурм сифона вдруг оказывается успешным — открывается новое сухое продолжение. На этом подводники теряют всякий интерес, так как всерьез считают ныряние в сифон самым важным делом во всей спелеологии. А протаскивать их силами «сухопутную» штурмовую команду за сифон возможно далеко не всегда — собственно, оно возможно только в случае совсем несерьезного сифона.
Забавно, но само слово «спорт» в применении к спелеологии принципиально неверно. Спорт подразумевает какое-то соревнование, а с ним-то и тяжеловато. Две команды в одной вертикальной пещере в одно и то же время просто не могут оказаться — всенепременно запутаются друг у друга в навесках и проводах. В одном и том же сифоне — тем более. А через неделю и водопады посильнее или послабее, и на заброску вертолет достать удалось — словом, условия уже совершенно другие. В том же альпинизме вполне возможно естественно и органично устроить соревнования. В пещерах — нет. Любое соревнование с начала и до конца искусственно, хотя поиск возможностей их организации идет с того самого момента, как по чьей-то ошибке было произнесено слово «спорт». И вполне активно. И по ориентированию в лабиринтовых пещерах (чего в реальной спелеологии не бывает — или карта пещеры есть, или ее нет), и по лазанию по лестницам и веревкам, подвешенным на поверхности, и по скорости топографической съемки, и по обычному скалолазанию. Словом, по всему, что не имеет прямого отношения к спортивной спелеологии, ибо за отсутствием стратегии и тактики штурма спелеология исчезает, а остаются лишь выдранные из контекста отдельные ее технические элементы.
Попытки устроить соревнования «на натуре» тоже были. Например, по типу альпинистского чемпионата, в котором каждая команда заявляет на год десяток штурмов высокой сложности, а по итогам оценивают результат с учетом как стратегии, тактики и техники, так и нахальства (в смысле предварительно заявленных первопрохождений). И тоже не прошло. Это годится для профессионального спорта, а спелеологи — таки любители. Или с прохождением эталонных пещер на время, что оказалось настолько чуждым самому духу любой спелеологии, что отмерло само собой очень быстро.
И наконец, спелеологи спортивного толка склонны видеть в других командах своих соперников, без чего не может быть никакого спорта, даже в меньшей степени, чем спелеологи научного или первопроходческого толка. Словом, спортсмены-спелеологи на самом деле никакие не спортсмены, а просто технари. В самом высоком понимании этого слова.
* * *Следующее по известности место занимает спелеология научная. Как самое логичное из видимых со стороны оснований для залезания человека под землю.
И смысл здесь есть, да и не малый. Пещеры действительно часто представляют собой большой научный и даже научно-прикладной интерес. Обычно их исследование может пролить свет на гидрогеологию горного массива, немного реже в них можно найти редкие или даже новые минералы. Чистые и стабильные условия образования минералов приводят к появлению всякой кристаллографической экзотики. Подземные ледники никак не менее интересны, чем горные или антарктические. Стабильный мягкий климат позволил пещерам послужить «убежищем» для некоторых животных на время ледниковых периодов, и часть популяций так и адаптировалась к пещерам, утратив зрение и окраску. О некоторых медицинских фокусах я уже немного писал, а вообще-то их гораздо больше, и преинтересных. А, скажем, для какой-нибудь археологии — так пещеры и просто сущий клад. Словом, сплошная наука на любой вкус.
Более того. Среди спелеологов велик процент людей, имеющих отношение к науке, причем самой разнообразной. А пещера, недогружая каналы восприятия, очень сильно стимулирует мозговую активность. И как результат — вечерний треп на подземном лагере изобилует совершенно парадоксальной чересполосицей из обсуждения бытовых проблем, планов на завтра и научных идей. Любых, и со всевозможными взаимопереходами. От медицины до космологии. Вплоть до подведения строгой физико-математической теории под известную теорему-хохму о том, что бутерброд падает маслом вниз — и немедленной постановки статистического эксперимента теми, кто оных выкладок, которыми был исписан весь глиняный пол, не мог понять. А главным образом такая «спонтанная» наука кренится в сторону медицины. Опять же из-за недозагрузки информационных каналов. Вторым следствием которой является то, что практически каждый начинает обостренно чувствовать все процессы в своем организме, становясь тем самым сущим кладом для попавшего в экспедицию врача с исследовательской жилкой. А всегда имеющиеся под рукой физики, математики и системные аналитики с исключительным азартом подключаются к интерпретации оных наблюдений, доводя дело до полного абсурда.
При всем том научная спелеология распространена гораздо меньше, чем это может показаться со стороны. Серьезные занятия любой наукой — вещь трудоемкая и дорогая. Не зря же народная мудрость гласит, что наука есть способ удовлетворения собственного любопытства за государственный счет. Спелеология — наука по преимуществу любительская, где никакого государственного счета нет в помине, а энтузиасты научных исследований за собственный счет хоть и встречаются, но не в таких уж больших количествах.
