Луи Буссенар - Приключения в стране львов
Восемь часов утра. Завтра, точно в это время, поднятый флаг возвестит об отплытии яхты.
Андре встал с восходом солнца; он торопливо пил чай, перебирая толстую кипу разных бумаг. Молодой человек ждал почты, последней почты перед отходом корабля.
Два легоньких удара в дверь, и на пороге появился почтальон.
— У вас для меня ценные письма?! — сказал Андре с некоторым удивлением.
Да, — ответил пришедший и вынул из сумки пачку писем. — Их семь.
— Странно, — прошептал Бреван, расписываясь в получении и давая хорошие чаевые почтальону. Весьма довольный, тот откланялся и ушел.
Андре некоторое время колебался, прежде чем вскрыть наугад любое из этих писем — тяжелых, запечатанных каждое пятью сургучными печатями.
— Ну что ж, прочтем — наверное, это от моих друзей. Не изменило ли им в последний момент мужество? Клянусь, это было бы забавно!..
В первом конверте оказалось несколько денежных купюр и короткое письмо:
«Дорогой друг!
Человек предполагает, а Бог располагает.
Два месяца назад я был свободен, а теперь все изменилось.
Через три недели я женюсь.
Всякие объяснения, я думаю, излишни.
Поверьте, что только эта серьезная причина мешает мне поехать с Вами.
Впрочем, Ваше путешествие в обществе шести сотоварищей не станет менее приятным в мое отсутствие — а я потеряю очень много.
Всем сердцем Ваш А. Д.P. S. Поскольку я изменил своему слову в самый последний момент, я, по крайней мере, обязан возместить те убытки, которые Вы, по всей видимости, понесли из-за меня.
Здесь двенадцать банкнот по тысяче франков. Надеюсь, этого достаточно».
Андре не смог удержаться от смеха.
— Отлично! Один женится — и не может ехать, а другой, Барбантон, бросает жену и отправляется путешествовать. Ну что же, это равноценная замена.
Перейдем к следующему письму.
«Мой дорогой Андре!
Я слишком пристрастился к охоте на уток, и это не довело меня до добра. В прошлую зиму я часто бродил по своим болотистым владениям в Сен-Жюсте и подхватил там жесточайший ревматизм, который теперь приковал меня к постели. Я не знаю, сколько продлится приступ, но он, к сожалению, лишает меня счастья бороздить с Вами моря и океаны.
Если бы я был в состоянии добраться до Гавра, я бы непременно приехал, но меня мучают сильные боли, и я совсем не могу двигаться!
Рад бы в рай, да грехи не пускают!
Пожалейте же меня, несчастного калеку, и уезжайте всемером.
При сем прилагаю двенадцать тысяч франков, сумму, в которую я сам оцениваю мою неявку.
Не забывайте меня, я так одинок сейчас!
А. Б.»— Неплохую же «утку» подстрелил охотник! — насмешливо проговорил Андре. — Поглядим, что пишет следующий. То-то Фрике позабавится!
«Мой дорогой Андре!
Вы, конечно, знаете пословицу «Одним монахом меньше…»?[60]
Не обижайтесь на меня за то, что в последнюю минуту я изменил своему слову.
Два банкротства, последовавшие одно за другим, унесли половину моего состояния.
Мне необходимо оставаться в Париже, чтобы попытаться спасти хоть что-нибудь.
Как Вы понимаете, при таком положении дел я никак не могу ехать с Вами.
Извинитесь за меня перед нашими друзьями и верьте, что мысленно мы всегда будем вместе.
Л. Л.P. S. Двенадцать тысяч франков — достаточно ли это, чтобы возместить Ваши расходы?»
— Бедный малый! — сказал Андре все так же насмешливо. — Подумать только, половину состояния! Ладно, продолжим отлов «уток»… Как, неужели опять пословица?
«Мой дорогой друг!
«Давши слово — держись, а не давши — крепись». Все так, но, к сожалению, мы не всегда хозяева своему слову. Я знаю, что, не поехав теперь с Вами в неведомые края, я теряю единственную возможность сделать это.
Но могу ли я, не нарушив приличия, отправиться в путешествие при тех исключительных обстоятельствах, которые сейчас сложились?
Судите сами: скоропостижно скончался депутат моего округа. Избирательные комитеты насильно, против моей воли, выдвигают меня в депутаты.
Больше я себе не принадлежу. Я уступаю силе.
Плывите же всемером к тем солнечным берегам, которых я, быть может, никогда не увижу.
К сему прилагаю несколько банкнот по тысяче франков в качестве возмещения убытков.
Преданный Вам А. де Л.»На этот раз Андре не мог удержаться, чтобы не сказать, пожав плечами:
— Глупец!
В пятое письмо тоже была вложена предвещающая его содержание сумма в двенадцать тысяч франков, а начиналось оно, разумеется, пословицей:
«На нет и суда нет, не правда ли, Андре?
Не сердитесь на меня за то, что по страшной и таинственной причине я не явился на встречу.
Я не мог!
Не спрашивайте меня ни о чем!
Ж. Т.».— Да я ни о чем и не спрашиваю! Я только вижу, что друг Ж. Т. даже не постарался напрячь воображение, чтобы отыскать подходящую «утку». Ничего, это разнообразит мою коллекцию!.. Господи, опять! Прямо-таки какой-то парад пословиц! — продолжал Андре, вскрывая шестое письмо.
Автор начинал его следующими словами:
«Дружба дружбой, а служба службой.
Дорогой Андре, обещая ехать с Вами и с нашими друзьями, я совершенно позабыл о том, что в будущем марте меня ожидает лагерный сбор сроком на тринадцать дней!
Обидно, но ничего не поделаешь. Я не могу просить об отсрочке, потому что уже получал ее в прошлом году.
Вы даже не можете вообразить, насколько огорчает меня эта помеха: ведь больше такого шанса не представится, и я никогда не совершу подобного путешествия!
Из двух зол я выбираю меньшее и заменяю один акт дезертирства другим.
Уж лучше мне заслужить Ваши упреки — а с военным ведомством шутки плохи!
Поверьте, я чрезвычайно сожалею!
Преданный Вам Ж. Б.».— Ну-ну! Чем дальше, тем лучше!.. Хотелось бы угадать, какую еще пословицу выкопает мой приятель и на какие обстоятельства сошлется!
