Станислав Пиотровский - Свет и тени Турции
На всех этапах своей деятельности — и в период борьбы за независимость, и во время проведения в жизнь реформ — Мустафа Кемаль нередко апеллировали непосредственно к народным массам. В своих речах он не раз выражал искреннее желание облегчить трагическое положение беднейших слоев населения, но не сумели разработать четкой социально-экономической программы развития страны. Его речи не могли изменить того катастрофического положения, в котором находилось крестьянство, составлявшее свыше 80% всего населения страны. Ненамного лучше жила городская беднота. Бедствовала мелкая буржуазия, прозябал в нищете молодой рабочий класс. Мустафа Кемаль находился в плену идеи «социального мира», не желая видеть классовых противоречий. «Мы действуем в соответствии с провозглашенными нами принципами, — сказал он в одной из своих речей в Анкаре, — чтобы сохранить свои права и свою независимость, чтобы силами всего народа бороться против империализма, стремящегося уничтожить наш народ, и капитализма, стремящегося его поглотить... Но что нам делать, если мы не похожи на демократию, не похожи на социализм, не похожи ни на что? Господа, мы должны быть гордыми, отбросив сравнения, потому что мы похожи на самих себя!» «Мы похожи на самих; себя» — это значит: мы идем своим путем социально-экономического развития, обусловленным традицией и обстоятельствами, характерными для Турции. Но каковая цель этого пути, по которому Кемаль вел свой народ? Не признавая социализма, критически относясь к капитализму, он искал нечто среднее. Объективно же он прокладывал путь капитализму.
Кемаль, несомненно, хотел улучшить положение турецкого народа, хорошо зная, что это в основном крестьяне. Городское население в ту пору не превышался 20%, из них несколько процентов составляли торговцы, главным образом греки, армяне, евреи, державшие в своих руках большую часть капитала молодой республики. «Крестьянин — истинный хозяин Турции», — часто говаривал Кемаль. При нем положение крестьян несколько улучшилось. Он отменил десятину и ввел менее обременительный денежный налог. Монополия на спички, алкоголь и табак несколько компенсировала государству снижение доходов. Повышение цен на эти товары дополнительной тяжестью легло на плечи городской бедноты. Введение единой системы аренды земли дало возможность государству контролировать размер арендной платы, по традиции определявшейся самими помещиками. Арендаторы почувствовали некоторое облегчение, однако в целом эта реформа ничего не решала. Большее значение имело наделение землей безземельных крестьян. Им выделялась земля, находившаяся в распоряжении государства. Выкуп за нее шел в казну. Парцелляция не разрешалась. Государство раздавало земли, экспроприированные у курдских помещиков и крестьян, участвовавших в восстании, а также земли погибших участников карательных экспедиций. В этот государственный фонд, предназначенный для наделения безземельных крестьян, вошли также земли по берегам Эгейского моря и во Фракии, прежде принадлежавшие грекам, изгнанным с этих территорий или переселившимся в Грецию добровольно. Земельные наделы получили заслуженные соратники Кемаля и турецкие репатрианты, вернувшиеся в Турцию в порядке обмена согласно Лозаннскому договору. По приблизительным подсчетам, было роздано более 700 тысяч гектаров земли.
Партия Кемаля. Народно-республиканская партия со временем приобретала все больший авторитет, становясь реальной силой, с которой вынужден был считаться даже сам ее создатель.
Демократически настроенная турецкая интеллигенция много сил отдавала борьбе с религиозным влиянием, просвещению деревни. В городах возникали так называемые народные курсы, призванные ликвидировать неграмотность. К участию в их работе привлекались кадры учителей. Они должны были обучать население чтению и письму и вести просветительскую работу в деревне. Инициативу создания народных курсов приписывают Исмет-паше, а реализация этой идеи принадлежит именно учителям, которых, кстати, в Турции не так уж много.
Будучи радикальным, прогрессивным реформатором, Кемаль тем не менее не разделял идей социализма. Антикоммунистическая позиция турецкого президента неизбежно вела к поправению его курса, к переходу на позиции капитализма. С годами радикализм сменился консерватизмом, окрашенным примитивным национализмом. Трудно понять, как мог деятель такого масштаба, как Кемаль, остаться на позициях крайнего национализма младотурецкого толка. Уже в 1925 году Кемаль запретил Коммунистическую партию и профсоюзные организации, вынудив таким образом преданнейших борцов за преобразование страны уйти в подполье. Многие писатели, журналисты, публицисты были арестованы и томились в тюрьмах, а оставшиеся на свободе запуганы до последней степени. И без того слабая и немногочисленная прогрессивная интеллигенция была обескровлена еще больше.
Вот что рассказывал своим друзьям, выйдя из тюрьмы после тринадцати лет заключения, выдающийся турецкий писатель Кемаль Тахир: «Это время в тюрьме пролетело быстро. Я узнал свою страну, как никогда прежде ее не знал. Я узнал людей — и тех, кто сидит в тюрьмах, и тех, кто за ними надзирает. Каждые два-три года нас перевозили из одной тюрьмы в другую: боялись, что мы освоимся и сдружимся с охраной. О турецких тюрьмах существует мнение, будто из них, как с каторги, не выходят живыми, на своих ногах, а только на катафалке. Возможно, так оно и есть, когда дело касается иностранцев. Мы же были у себя дома. Первую неделю в тюрьме мы и наши надзиратели приглядывались друг к другу. Потом, когда нам удавалось им разъяснить, за что мы сидим, и им делалась понятной наша цель — добиться лучшей жизни для людей труда, к числу которых принадлежат и они, лед таял, и наши охранники лезли из кожи вон, чтобы облегчить нашу участь. Я читал лекции по истории, литературе, по вопросам политики. До чего благодарные были у меня слушатели! Они задавали вопросы, просили разъяснить смысл явлений, которые им были непонятны. В это трудно поверить, но я выходил в город. Нас высоко ценили эти добрые, хотя и темные люди. Я многому научился в тюрьме, многое понял. Новая книга, которую я сейчас пишу, основана на материалах и наблюдениях, собранных мною за тюремной решеткой».
Создание банков. Преодолеть вековую отсталость и перейти к современному производству при помощи одних лишь декретов и постановлений невозможно. Это требует огромных усилий, денежных средств и людских резервов. Полуфеодальное турецкое хозяйство не могло и не Может служить источником накопления денежных средств. Возникает заколдованный круг.
