Тим Северин - По пути Ясона
Алпай Чин, президент федерации, проявил исключительную заботливость. Когда я прибыл в Стамбул, чтобы изучить вопрос на месте, выяснилось, что он уже связался с командованием турецких ВМС. Руководство Военно-морской академии выделило мне яхту с мотором, чтобы я воочию убедился в опасностях хождения на веслах по Босфору.
Прогулка на яхте получилась поистине отрезвляющей. Мотор грудился на пределе сил, пока мы преодолевали бурлящие воды Босфора, а лоцман из местной лоцманской школы заверил меня, что грузовые суда нередко становятся игрушками здешних прихотливых течений. Каждый год минимум один корабль выбрасывает на берег, причем порой он подминает под себя близлежащие домишки. У южного входа в пролив мне показали переломленный остов чрезвычайно крупного танкера, павшего жертвой течений. Утратив управление, этот танкер столкнулся с другим судном, загорелся, а затем взорвался: жители поселений по соседству приняли вспышку за ядерный взрыв.
На побережье Черного моря друзья Алпая организовали мне встречу с адмиралом турецких ВМС. Мимо стоявших навытяжку часовых в белых мундирах, белых перчатках и фуражках с красным околышем меня провели в кабинет, обставленный почти в оттоманском стиле. Адмирал оказался человеком дружелюбным и доброжелательным, этакий османский паша; его широкую грудь украшали многочисленные ордена и ленточки. Мне предложили чай в изящной фарфоровой чашке; когда я изложил свои намерения, адмирал добродушно хмыкнул.
— Что ж, если вы хотите попасть сюда летом, по крайней мере время года вы выбрали правильно, — сказал он. — У Черного моря дурная слава. Местные считают, что на нем всего четыре надежных гавани — Самсун, Трабзон, июль и август… — Он откинул голову и расхохотался так, что подпрыгнули чашки на столе.
Вернувшись домой, я столкнулся с очередным счастливым совпадением из числа тех, что сопровождали меня на протяжении этой экспедиции. Я не собирался подбирать команду до тех пор, пока строительство корабля не достигнет заключительной стадии. Однако меня поджидало письмо от первого добровольца. Отправитель письма недавно окончил тот же оксфордский колледж, что и я сам, — Кебл, а сейчас посещал курсы делового администрирования. Занятия ему наскучили, хотелось перемен, вот он и интересовался, не организую ли я новый поход. Если да, не сочту ли я возможным включить его в экипаж? Он извинялся за то, что практически не имеет опыта хождения под парусом, при этом давно занимается греблей: выступал за команду университета, был капитаном гребной группы своего колледжа и тренером гребцов. Кроме того, в письме сообщалось, что в Оксфорде он изучал классические языки. Итак, мой первый доброволец — античник и гребец! Интересно, подумалось мне, понимает ли этот Марк Ричардс, во что ввязывается? И как кстати? Ведь у него попросту не могло быть ни малейшего представления о том, что я хочу пройти по пути Ясона и аргонавтов на двадцативесельной галере.
К тому времени Колин Муди почти завершил свою работу. Лишь один элемент конструкции галеры оставался под вопросом — нос, точнее, его размеры и форма. В античных текстах ничего не говорилось о том, как рано характерные носы греческих галер стали использовать для тарана вражеских судов. Колин предположил, что первоначально такую форму носу придали, чтобы облегчить кораблю скольжение по воде; отдаленный потомок такого носа — подводный выступ на носах многих современных кораблей. Колин поручил студентам Высшего колледжа в Саутгемптоне в качестве практики провести «ходовые испытания» моделей галер. Меня же попросили изготовить три разных типа носов, которые можно будет менять во время этих испытаний.
Как-то поутру я отправился в Саутгемптон, чтобы узнать, как обстоят дела у студентов. На испытательном стенде студенты висели вниз головами, внимательно наблюдая за поведением канареечно-желтой модели, которая перемещалась по искусственному водоему под шипение и гул различных механизмов. К моему испугу, инструктор включил аппарат, создававший искусственные волны, и на следующем повороте модель резко накренилась, а потом запрыгала на гребнях. Вода захлестывала палубу, и стало ясно, что настоящий корабль при такой качке не замедлит опрокинуться.
— Не беспокойтесь, — утешил меня инструктор. — Компьютер, отвечающий за волны, запрограммирован так, чтобы создавать волну, какая бывает при свежем ветре в Северном море. Не думаю, что вашей галере выпадут такие трудности.
Испытания подтвердили подозрения Колина: таран существенно улучшал ходовые качества судна. Галера изящно скользила по воде, таран разбивал волны, так что гребцам не приходилось с ними бороться. По всей видимости, античные кораблестроители отлично представляли себе, как должна выглядеть морская галера. Колин решил увеличить размеры тарана на 2 фута. Кроме того, испытания на стенде выявили обстоятельство, о котором я решил заранее не говорить своим гребцам: совокупная мощность двадцати человек, гребущих в темпе, достаточном, чтобы выдерживать его на протяжении нескольких часов подряд, составляет всего две лошадиных силы! Иными словами, их совместных усилий едва хватит, чтобы состязаться с самым крохотным лодочным моторчиком. И как, скажите на милость, мы проведем галеру водоизмещением 8 тонн по Босфору, против тех самых течений, которые я недавно наблюдал? Над этим вопросом я предпочитал пока не задумываться.
Держа слово, Вассилис приступил к работе в начале октября. Он отвел меня на маленькую лесопилку, куда доставили с Самоса стволы Вардикоса. Там я впервые увидел, как Вассилис строит рабочие отношения. Когда мы пришли на лесопилку, нас явно не ждали, несмотря на предварительную договоренность: ни единого человека в поле зрения, лезвие ленточной пилы сломано. Вассилис ворвался в помещение и начал действовать — лезвие немедленно заменить, бревна распилить… Работники подчинились беспрекословно, а Вассилис следил за ними, что-то бормоча себе под нос. Даже когда пила загудела, он не успокоился — время от времени хмуро косился на рабочих, поминал недобрым словом Вардикоса, который прислал не совсем то, что нужно, — ну да ладно, сойдет. От хозяина лесопилки он потребовал доставить распиленные доски на Спецу не позднее чем через два дня. На рассвете второго дня древний грузовик, доверху нагруженный нашей древесиной, приполз в Старую гавань Спецы. Рядом с грузовиком катил на мотороллере Вассилис в своем остроконечном колпаке, точно овчарка, стерегущая стадо.
Из Австралии прилетели Том и Венди Восмеры; они согласились провести зиму на Спеце, помогая в строительстве. Том выступал как технический советник, следил за соблюдением исторической достоверности, а также выполнял любую работу, которую изредка поручал ему не терпевший никого под боком Вассилис. В отношениях с ним Тому приходилось проявлять чудеса дипломатии. Мне снова и снова напоминали, что Вассилис не подпускает никого к тем лодкам, которые строит. Он работает в одиночку, в крайнем случае — с единственным помощником, чья задача — подносить и убирать, держать другой конец бревна и тому подобное, то есть прислуживать маэстро. Этот помощник, улыбчивый молодой человек по имени Мимас, летом водил туристические яхты, а Вассилису помогал лишь в спокойные зимние месяцы. Пяти месяцев «под крылышком» у Вассилиса было для него вполне достаточно. Он как-то объяснил нам, почему Вассилис никогда не обращается напрямую к Дино — мастеру, работавшему в соседней мастерской. Дино — тоже замечательный плотник, они с Вассилисом даже пользуются одной пилой. Восемь часов в день шесть дней в неделю они трудятся в десяти ярдах друг от друга — круглый год, и при этом хранят молчание. По словам Мимаса, Дино и Вассилис вместе обучались в подмастерьях, а когда начали работать самостоятельно, казалось вполне естественным, что они будут трудиться сообща. Но однажды, по какой-то неведомой причине, между ними произошла столь бурная ссора, что один оказался в больнице, а другой — в полицейском участке. С тех пор они не сказали друг другу ни слова.
