Луи Буссенар - Необыкновенные приключения Синего человека
— Да уж!.. — подхватил другой.
— В компании? Не понимаю…
— Видите ли, тот кусок дерева, что мы бросили вам, был в двух местах будто топором подрублен…
— Рядом с вами сновала огромная акула…
— Следы ее челюстей остались на гафеле. Правда, в это время вас уже вытащили из воды.
— Акула? Здесь водятся акулы?
— Еще какие, месье. Эти пираты шарят повсюду.
— Ей ничего не стоило раскусить вас пополам. Во всяком случае, деревяшку она почти перекусила. Я даже слышал лязг челюстей.
— Да-да, там остались следы от полудюжины резцов, знаете, такие глубокие проколы…
В это время на палубе появился кок. Он объявил, что в который раз подогревает обед.
Феликс спустился в кают-компанию. Неожиданное жуткое сообщение еще больше обострило его аппетит.
Матросы продолжали обсуждать происшедшее, так и эдак прикидывая, какие ужасные последствия могло бы оно иметь. Припомнили и погибшего сатанита, и то, что Бог любит троицу. А значит, будущее сулило новое несчастье. В этом они были абсолютно убеждены.
— Сами посудите, — обеспокоенно рассуждал кто-то, — когда в начале плавания убивают сатанита, жди беды…
ГЛАВА 4
Берег! — Тайна. — Пока Феликс спал. — Двести пассажиров в трюме. — Об ирландцах и китайцах. — Работорговля под маской. — Английская филантропия. — Софизмы[51] работорговца. — Что приносит торговля «черным деревом». — Белые тоже продаются. — Контрабанда. — Неопровержимый аргумент. — На восемнадцатый день пути. — Встреча в открытом море.
Прошло двадцать пять дней.
Беник и парижский бакалейщик почти не разлучались. Проводя вместе долгие часы, они болтали обо всем, но больше всего — о морском деле. Феликс вошел во вкус и, к неимоверной радости своего учителя, делал значительные успехи.
В двадцатый раз Обертен заговаривал о том, что «Дорада» плывет в Бразилию окольными путями. И в двадцатый раз его собеседник отвечал:
— Матерь Божья! Что вы хотите, месье, все дороги ведут в Рим.
— Однако, дорогой друг, в таком случае наше путешествие слишком затянется.
— Когда плывешь на паруснике, ни в чем не можешь быть уверен… Впрочем, это не самое важное, ведь мы отрабатываем наши деньги.
— Кстати, я никогда не спрашивал у вас, сколько вы зарабатываете.
— Здесь хорошо платят; к примеру, за месяц мне причитается семьдесят пять франков. Правда, этот великий писака[52] взыщет часть в пенсионную кассу — когда-нибудь ведь и я сойду на берег. К тому же высокому начальству тоже надо на что-то жить. Сверх того — получу еще двадцать пять луидоров[53]. Да за погрузку-разгрузку имею как грузчик. Итого примерно семь франков в день. В целом каждое плавание приносит тысячу франков, которые я откладываю на черный день. Это мое третье и, надеюсь, последнее плавание. По возвращении мы с Кервеном хотим на двоих купить рыболовное судно. Буду сам себе хозяин.
— Вот это правильно, — подхватил пассажир, подумав про себя: «Если Беник уже в третий раз плывет на «Дораде», то нужно держаться его, он знает, что и как».
Успокоенный и умиротворенный, парижанин добавил:
— Умный в гору не пойдет… Если «Дорада» плывет в обход, то в конце концов окажется в нужном месте.
— Это так же верно, как то, что солнце стоит над нашими головами! — согласился боцман.
Внезапно сверху раздался крик, заставивший морского волка вздрогнуть:
— Земля!
— А, черт! Я как в воду глядел. Беник, вы видите землю? А я лишь понапрасну напрягаю глаза.
— Через час заметите серую полоску, а вечером бросим якорь, если, конечно, ничего не случится…
— Превосходно! Тем временем можно вздремнуть. Это лучший способ убить время.
Феликс заснул мертвым сном. А когда, весь в поту, проснулся, была уже ночь. Дверь его каюты оставалась настежь открытой.
Корабль недвижно стоял, а наверху слышался какой-то шум, непрерывная возня. На борту явно что-то происходило. Обертен поднялся на палубу. Здесь было много народу: перекатывали бочки, перетаскивали ящики, тюки, мешки, покрикивая на непонятном языке. Всюду проникал резкий специфический запах: смесь бурдюка[54] и тростниковой водки.
— Чудесно! Работают и пьют… Все это меня не касается. Лучше, пожалуй, вернуться в каюту, открыть баночку консервов, откупорить бутылку бордо[55] и, хорошенько подкрепившись, завалиться снова спать. Поль совсем обо мне забыл. Впрочем, могу его понять. Дела есть дела, как говорит моя супруга. А с другой стороны, там, наверху, мне могут намять бока.
Близость земли подействовала на пассажира лучше всякого снотворного. Несмотря на шум, он опять заснул и проснулся от голода — за время плавания он уже почти свыкся с ним — средь бела дня. «Дорада» была уже в открытом море.
— Поль! А как же обед?
— Кушать подано, — ответил капитан, не в силах удержаться от хохота. — Правда, должен тебя предупредить: сегодня стряпня у нас на скорую руку. Вчера все, в том числе и кок, работали так, что едва не свалились с ног.
— Усталость усталостью, а есть все-таки надо.
— Согласен! Слава Богу, поработали на славу. Все пассажиры на месте.
— Пассажиры?.. А разве я не один?
— Да нет, в трюме еще двести человек.
— Двести?! — опешил бакалейщик.
— Ровно две сотни, ни больше, ни меньше.
— Но они задохнутся в трюме!
— Не беспокойся, там есть решетки.
— Решетки… Это что, узники?
— Как тебе сказать?.. Это рабочие руки… Ну, словом, чернокожие, которых я везу в Бразилию.
— Работорговля… Вот чем ты занимаешься.
— Не говори глупостей. Ты прекрасно знаешь, что работорговли больше не существует, а значит, не существует и невольников. Рабов заменили наемные рабочие.
— Почему же тогда твои так называемые эмигранты заперты, почему грузили их в спешке и ночью? И это внезапное отплытие… Все это, мой дорогой, смахивает на похищение.
— Не скрою: несчастные здесь не по собственной воле. Однако через несколько дней они и думать об этом забудут, а потом, в Бразилии, когда станут работать на золотых и алмазных рудниках, и подавно почувствуют себя самыми счастливыми в мире.
— Хорошо. Если ты не слишком занят, будь добр, объясни, в чем, собственно, заключается эта операция. Скажу тебе прямо: она мне представляется не совсем честной.
— Все просто. Как поступают ирландцы, когда кончилась картошка и нечего есть, когда англичане выкидывают их из жалких лачуг?
— Они эмигрируют за океан в поисках лучшей жизни и добрых хозяев. Правительство Объединенного Королевства создает для этого все предпосылки. Переселенцев сажают на пароход — и в Америку!