Василий Ардаматский - “Грант” вызывает Москву
— О, это понятно, — кивнул головой Шрагин, — вам следовало бы учесть, что в Берлине меня знают. Знают там и о моем аресте, и для начала я требую, чтобы в отношении меня соблюдались соответствующие законы немецкой юрисдикции. Прошу это запротоколировать, — сказал Шрагин солдату, и тот, как послушный механизм, застучал на машинке.
— Стоп! — заорал на него Релинк.
— В чем дело? — спросил Шрагин. — Почему вы отказываете мне в элементарном юридическом праве требовать внесения в протокол моих заявлений?
— Я вам покажу юридическое право! — сорвался на крик Релинк.
— Стыдно впадать в истерику, господин Релинк, — сказал Шрагин насмешливо.
— Ну вот что, — сказал Релинк, поднимаясь. — Мне надоела эта игра в кота и мышку. Я вам даю час на то, чтобы вы опомнились, осознали, где вы находитесь и что вам грозит.
— Постарайтесь разумно использовать этот час и вы, — спокойно отозвался Шрагин, вставая…
Релинк готов был с кулаками броситься на стул, на котором только что сидел Шрагин. “Негодяй! Неужели он всерьез не понимает, что мы в пять минут выбьем из него идиотскую фанаберию?”- разъярял себя Релинк. И вдруг он вспомнил слова Шрагина о том, что в Берлине знают о его аресте. “Что он имел в виду? Что Берлин получит о его аресте информацию не из рук СД? Может быть, это сделал Лангман?”
Релинк быстро набрал номер телефона доктора.
— Здравствуйте, доктор Лангман. Это Релинк. Хочу сообщить, что ваша просьба мною выполнена. Не хотите ли, кстати, узнать, что за птица муж некоей интересующей вас дамы?
— Нет, не хочу, это меня совершенно не интересует, — быстро сказал Лангман.
— Тогда у меня к вам все. До свидания.
Не услышав отклика, Релинк швырнул трубку и грязно выругался.
“Адмирал Бодеккер! Вот на кого надеется Шрагин, — озарило Релинка. — Только на него. Не случайно адмирал позволил себе, ни дальше как вчера вечером, позвонить и выразить свое удивление и недоумение по поводу ареста Шрагина и даже не пожелал ничего в ответ выслушать”.
Обдумав, как лучше и хитрее повести разговор с адмиралом, Релинк набрал его номер телефона и тотчас услышал его глухой голос:
— Адмирал Бодеккер у телефона.
— Здесь Релинк. Сейчас вы в состоянии говорить спокойно?
— Мне не о чем с вами разговаривать, — ровным глухим голосом заявил адмирал. — Все, что я считал нужным, я уже сказал вашему начальству в Берлине. Прошу извинить, у меня совещание.
“Так… Это весьма интересно. — думал Релинк, еще держа в руке умолкшую трубку. — И объективно получается, что Шрагин и адмирал находятся в каком-то сговоре. Неужели нитка потянется к этой надутой лягушке с адмиральским званием?”
Релинку очень хотелось сейчас поверить в это, и он тут же позвонил майору Каппу. Но телефон майора не отвечал. Соединившись с адъютантом Бодеккера, Релинк узнал, что Капп в кабинете адмирала на совещании.
— Вызовите его, — приказал Релинк.
Услышав голос Каппа, он спросил:
— Упиваетесь болтовней адмирала? Больше у вас нет никаких дел?
— Обсуждается очень важный вопрос, — ответил Капп.
— Прошу вас немедленно быть у меня, — Релинк бросил трубку.
До приезда Каппа Релинк обошел кабинеты, в которых его сотрудники вели допросы людей, считавшихся сообщниками Шрагина. Во всех кабинетах происходили “танцы со стулом”, и эта картина несколько успокоила Релинка: все шло правильно, так, как следует.
— Двое подготовлены, — доложил Бульдог. — Третий безнадежен.
— Не позже как через час проведем очные ставки, — сказал Релинк и вернулся в свой кабинет. Там его уже ждал Капп.
— Что за сверхважные вопросы вы обсуждаете с вашим адмиралом? — насмешливо спросил Релинк.
— Действительно, очень важные, — ответил Капп. — Вырабатываются меры по уничтожению завода на случай оставления нами этого города.
— Что, что? — не поверил своим ушам Релинк. — Очевидно, у нашего адмирала прокисли мозги.
— Таков приказ штаба группировки “Юг”. Мотивируется это ходом военных событий на Кавказе.
— Мне все это известно, но почему об этом идет болтовня на каких-то полугражданских совещаниях? — Релинк решил не обнаруживать перед майором свою неосведомленность.
— Совещание созвал адмирал, и оно довольно узкое, — пояснил Капп.
— Ладно, я разберусь в этом, — заявил с угрозой Релинк. — Вам известно, что адмирал берет под защиту арестованного у вас опасного врага Германии?
— Мне известно только его недоумение по этому поводу, но должен заметить, что в своем недоумении адмирал далеко не одинок.
— Вы тоже недоумеваете? — спросил Релинк.
— Я уверен в вашей осведомленности. — Капп явно уклонялся от прямого ответа.
— Но ведь вы, а не я — глаза партии на этом заводе, — ехидно наметил Релинк.
— Со стороны партии ко мне претензий нет, — с достоинством ответил Капп.
— А вы, майор, сами посмотрите на себя со стороны, — предложил Релинк. — Я ведь помню, как вы прибежали ко мне с листовкой, которую на самом деле сорвал на заводе этот мерзавец, которого мы арестовали, а не вы. Тогда вам почему-то нужно было получить о себе мое мнение. А теперь вы ссылаетесь на то, что вами довольна партия. Что же произошло между этими нашими встречами? Не понимаете? А я понимаю и по-этому могу пожелать вам одного — поскорее понять это самому. А теперь, преодолев недоумение, не можете ли вы припомнить что-нибудь об этом мерзавце, свидетельствующее о том, что глаза партии на заводе еще не совсем ослепли?
— Разве только одно, — подумав, ответил Капп. — Он слишком правильно и безошибочно вел себя, как человек, полностью отдавший себя интересам Германии. Если быть искренним и говорить то, что есть на самом деле, я больше ничего сказать вам не могу.
— Спасибо, майор, спасибо, — иронически поклонился Релинк. — Можете возвращаться к болтовне об эвакуации завода. До свиданья.
Капп покинул СД немало встревоженный…
Час давно прошел, а Релинк все еще не начинал очную ставку… Шрагин в это время напряженно обдумывал свою первую схватку с Релинком. Игра в кота и мышку, которая так разъярила Релинка, давала ему основание думать, что СД прямых улик против него не имеет или, во всяком случае, знает о нем мало.
“Что будет теперь? Неужели час еще не прошел? — думал Шрагин. — Если сейчас они прибегнут к физическому воздействию, это еще раз подтвердит, что они обо мне знают мало и рассчитывают вырвать у меня признание. Ну что же, попробуйте, господа, у меня есть ради чего все выдержать, и этого у меня вам не отнять…”
Войдя в камеру, гестаповцы скрутили ему руки за спину, стянули их до боли шнуром, и это еще раз сказало ему, что его ждет. Игры больше не будет.
