Сергей Абрамов - Опознай живого (Сборник)
«Как мы здесь очутились?» — я только хотел спросить, но не успел: Ганька приложил палец к губам, зашипел:
— Тс-с!
Где-то, видимо на кухне, пела женщина. То есть пением это назвать было трудно: женщина что-то готовила и вполголоса сама себе напевала.
— А сейчас замесим тесто… — натужно голосила она. Бухнуло что-то тяжелое. — Ох, тяжелая кастрюля, просто руки оборвались! — Потекла вода из крана, звонко разбиваясь об эмаль раковины. — Сейчас мы руки вымоем и полотенцем вытрем! — Женщина перешла на плясовой ритм, и Ганька махнул мне: мол, идем, больше стоять нельзя.
На цыпочках мы вышли в переднюю. Женщина на кухне перестала петь. Мы замерли. В желудке у меня противно заныло, похолодело, лопнуло и оборвалось: я впервые чувствовал себя вором. Чувство оказалось малоприятным. Женщина помолчала секунду и снова запела:
— Видно, померещилось что-то от жары… — Подумала чуть-чуть, закончила в рифму: — Отдохнуть мне надо бы, видно, до поры. — Засмеялась, довольная.
Нас совсем не устраивал ее предполагаемый отдых. Я толкнул Ганю в бок. Он дернулся, потянул за язычок замка. Мы снова замерли в страхе, но дверь не скрипнула, открылась бесшумно, и мы выскользнули на площадку, бросились бежать по лестнице, уже не осторожничая, громыхали подошвами по ступенькам. Внизу остановились, перевели дыхание. Я спросил:
— Какой был этаж?
— Десятый. — Ганя облизнул пересохшие губы. — Ну и дела…
Глубокомысленное замечание его как бы подвело черту под нашими приключениями: ворота вновь стали воротами и за ними все так же шумела улица, громыхал трамвай номер пять и орали про футбол любители крепких напитков. Люда послушно стояла там, где я ее оставил, ждала.
Доминошники снова заняли позицию за столиком под березой, но это были другие доминошники, и нашего «типа» среди них не оказалось.
— Чудо окончилось, — сказал я, — пошли подводить итоги.
Мы расселись по креслам в Ганиной комнате, выпили в молчании остывший кофе, закурили вкусные сигареты «Пэл мэл», которые Ганя взял из кабинета отца-композитора, и я рассказал Люде о темном трехсекционном тоннеле за аркой ворот.
— Что ты, физик, думаешь о нашем путешествии? — Я намеренно начал с путешествия, оставив истории с машинами на потом.
— Мы опять выскочили из нашего мира.
— Согласен. Куда выскочили?
Он пожал плечами:
— В очередной «мешок».
— Предположим. Но тебе не кажется, что «мешок» на этот раз искусственного происхождения?
— Кажется. Только зачем он нужен?
— Разумный вопрос. Давай-ка ответим на него, а потом подумаем о том, как тоннель связан с пропавшими машинами.
— Думаете, связан?
— Конечно.
Тут Люда подала голос:
— Меня не оставляет ощущение, что «тип в майке» пошутил с вами. Устроил вам прогулку по четвертому измерению.
— Основания? — Я был строг с оппонентами.
— Очевидная бессмысленность путешествия!
— Тогда цель шутки?
— У шутки может не быть цели, на то она и шутка. Но, если хотите: чтобы вы, наконец, прекратили лезть в чужие дела.
Люда была невежлива, но справедлива. Мы, конечно, мешали кому-то и нам сунули «конфетку»: полакомьтесь, ребятки. Но «конфетка» эта казалась мне вынутой из той же коробки, что и случай с машинами. Логика такова: вы хотите узнать, как это делается? Пожалуйста, погуляйте по тоннелю. Вот так и машины пропадали, понятно?
— Не очень понятно… Как же все-таки пропадали?
Я поделился сомнениями с ребятами. Люда в ответ только плечами пожала:
— Вас принцип интересует? Да разве в нем дело? Главное — цель опыта. А она-то мне неясна.
— А принцип ясен? — Тут даже Ганя не выдержал.
— Ясен. — Люда оставалась невозмутимой. — Например, треугольник Пенроузов.
Сумасшедший Ганя вскочил с кресла, обнял Люду, чмокнул в щеку, заорал радостно:
— Ну, Людка! Ну, молодец! Это же гениально просто, а я, дурак, не допер…
Я тоже «не допер» и тоже почувствовал себя дураком.
— Ладно, гении, сдаюсь. Объясните непосвященному вашу абракадабру.
Видно, потому, что догадка пришла не к нему, а к Люде, Ганя не стал выламываться, по своему обыкновению, и объяснил:
— Это одна из так называемых «невозможных фигур». Представьте себе модель нашего тоннеля: два перпендикулярных бруска в одной плоскости. Третий брусок перпендикулярен второму и образует с ним другую плоскость, тоже перпендикулярную первой. Если посмотреть на эту фигуру в определенном ракурсе, то наш глаз соединит в одной точке два свободных бруска. Получится треугольник, вернее, проекция на плоскость треугольника, составленного из прямоугольных брусков. — Тут Ганя вооружился карандашом и нарисовал «невозможную фигуру». Вот эту, я сохранил рисунок:
Потом перевернул листок бумаги и начертил мне еще одну картинку. Вот эту:
— А вот так она выглядит на самом деле. — Ганя полюбовался на рисунки. — Здорово, а?
— Здорово, — согласился я. — Очень впечатляет. Но какое отношение все это имеет к нам?
Ганя хотел было ответить, но вмешалась Люда.
— Я считала, что вы соображаете быстрее, — презрительно сказала она, и я молча проглотил явное оскорбление: мне хотелось узнать, что они придумали. — Ваш тоннель — трехмерная модель четырехмерной фигуры, с помощью которой машины перемещались в пространстве.
Я, конечно, был глуповат, а она умна, образованна, пытлива, изобретательна и еще миллион определений из толкового словаря. Я был глуповат и нахален. Я честно признался:
— Ничего не понял. Как мы попали на десятый этаж?
Ганя тяжело вздохнул и сказал Люде:
— Дай я ему объясню. Может, поймет… Мы прошли по трем коридорам, эквивалентным трем брускам треугольника Пенроузов, и очутились в точке их мнимого касания. Точка эта — квартира с поющей теткой — находится как раз на одной вертикали с воротами.
— А почему мы не почувствовали подъема?
Ганя решил быть таким же терпеливым, как Макаренко, Корчак и Сухомлинский, вместе взятые.
— Потому что в четвертом измерении, где мнимое касание становится действительным, все стороны треугольника лежат в одной горизонтальной плоскости.
Принцип треугольника и нашего путешествия я, кажется, понял. Оставалось неясным еще одно:
— А при чем здесь машины?
— При том, что они путешествовали по такому же «тоннелю-треугольнику».
— Куда путешествовали?
— Откуда я знаю? — огрызнулся Ганя, а девушка Люда сказала мягко:
— Вот это я и назвала целью опыта. Как видите, мы не знаем ее.
У меня, непонятливого, кажется, созревала догадка.
