Александр Дюма - Анж Питу
– Ваше величество, – сказал он, – господин Жильбер прав, нужно предупредить короля. Короля любят, король выйдет к женщинам, обратится к ним с речью, и это их обезоружит.
– Но кто возьмется предупредить короля? – спросила королева. – Дорога несомненно перекрыта, и это опасное предприятие.
– Король в Медонском лесу?
– Да, и если, что весьма вероятно, дороги…
– Я солдат вашего величества… – просто прервал Шарни. – А солдат на то и солдат, чтобы быть убитым.
Он не стал дожидаться ответа. Он не услышал, как королева вздохнула; он быстро сбежал по лестнице, вскочил на лошадь и вместе с двумя другими всадниками поскакал в Медон.
Как только он скрылся из виду, в последний раз помахав Андре, которая, стоя у окна, провожала его взглядом, внимание королевы привлек далекий шум, похожий на рев волн в бурю. Казалось, шум этот поднимается от самых дальних деревьев парижской дороги, которая просматривалась в тумане до самой окраины Версаля.
Вскоре горизонт стал так же страшен для глаза, как и для уха; серый туман прорезали белые частые полосы дождя.
И все же, несмотря на грозное небо, Версаль наполнялся народом.
К замку спешили гонцы. Они несли весть о многочисленной колонне, идущей из Парижа. При мысли о радостных и легких победах минувших дней одни чувствовали угрызения совести, другие ужас.
Встревоженные солдаты переглядывались и не торопились браться за оружие. Похожие на пьяных, которые стараются стряхнуть хмель, офицеры, обескураженные явным замешательством солдат и ропотом толпы, не знали, на что решиться. От предчувствия несчастий, в которых их обвинят, у них перехватывало дыхание.
Гвардейцы охраны, а их было почти триста человек, не растерялись. Они хладнокровно седлали лошадей, испытывая лишь ту нерешительность, которая овладевает солдатом перед сражением с незнакомым противником.
Как бороться против этих женщин, которые пустились в путь с грозным оружием в руках, но достигли цели без оружия, не в силах поднять руку от усталости и голода!
Однако на всякий случай гвардейцы охраны строятся, вынимают сабли и ждут.
Наконец женщины появляются. На полпути они разделились и шли двумя дорогами, одни через Сен-Клу, другие через Севр.
Прежде чем расстаться, они разделили восемь хлебов: это было все, что нашлось в Севре.
Тридцать два фунта хлеба на семь тысяч человек!
Добравшись до Версаля, они едва волочили ноги: три четверти женщин бросили свое оружие по дороге. Майяру удалось уговорить последнюю четверть оставить оружие в домах, стоящих у городских ворот.
Когда они вошли в город, Майяр предложил:
– Чтобы никто не сомневался в нашей преданности королевской власти, давайте запоем: «Да здравствует Генрих IV!»
И умирающим голосом, в котором едва хватало силы, чтобы попросить хлеба, женщины затянули песню.
Поэтому велико было удивление всех, кто находился во дворце, когда вместо криков и угроз они услышали песню, и особенно когда увидели едва держащихся на ногах певиц, которые, шатаясь от голода, как пьяные, прилипли своими истощенными, несчастными, мертвенными, грязными, мокрыми от воды и пота лицами к решетке, когда увидели тысячи страшных лиц в обрамлении множества рук, сжимавших золоченые прутья решетки Позже из этой фантастической толпы стали раздаваться мрачные завывания; в центре ее вспыхивали молнии.
Кроме того, время от времени все эти корчащиеся в предсмертных судорогах люди отпускали поддерживавшую их решетку и протягивали руки между прутьями.
Одни, раскрыв дрожащие ладони, молили о милости.
Другие, сжав кулаки, грозили местью.
О, то была мрачная картина.
Наверху дождь, внизу грязь.
Среди осаждающих – голод и угроза.
Среди осажденных – жалость и сомнение.
Пока все ждали Людовика XVI, королева, полная лихорадочной решимости, приказала готовиться к обороне: постепенно вокруг нее собрались придворные, офицеры, крупные чиновники.
Среди них она заметила г-на де Сен-При, министра.
– Ступайте спросите, чего хотят эти люди, – сказала она.
Господин де Сен-При спускается вниз, пересекает двор и подходит к решетке.
– Чего вы хотите? – спрашивает он у женщин.
– Хлеба! Хлеба! Хлеба! – наперебой закричали они.
– Хлеба! – сердито отвечает г-н де Сен-При. – Когда у вас был только один господин, у вас было вдоволь хлеба, а теперь их у вас больше тысячи – и вот к чему это привело.
С этими словами г-н де Сен-При удаляется под крики голодных женщин, приказывая не открывать ворота.
Но тут вперед выходит депутация, перед ней ворота все же приходится открыть.
Майяр от имени женщин обратился к Национальному собранию; он добился того, что его председатель вместе с депутацией из двенадцати женщин отправился к королю.
В то мгновение, когда депутация во главе с Мунье выходит из Национального собрания, король галопом въезжает в задний двор замка.
Шарни отыскал его в Медонских лесах.
– А, это вы, сударь, – удивился король. – Вы меня искали?
– Да, ваше величество.
– Что случилось? Я вижу, вы мчались во весь опор?
– Ваше величество, в Версале сейчас находятся десять тысяч женщин, они пришли из Парижа просить хлеба.
Король пожал плечами, но Не столько с презрением, сколько с жалостью.
– Увы, – сказал он, – будь у меня хлеб, я не стал бы ждать, чтобы они приходили за ним в Версаль.
И все же, воздержавшись от других замечаний и бросив грустный взгляд вслед удаляющейся охоте, которую ему приходилось покидать, он сказал:
– Ну что ж, поехали в Версаль. И он повернул в Версаль.
Король, как мы уже сказали, только что вернулся, когда на Оружейной площади раздались громкие крики.
– Что там такое? – спросил Людовик XVI. Вошел бледный, как смерть, Жильбер.
– Ваше величество, – сказал он, – охрана под предводительством г-на Жоржа де Шарни напала на председателя Национального собрания и депутацию, которую он к вам ведет.
– Не может быть! – восклицает король.
– Вы слышите – это кричат те, кого убивают. Глядите, глядите, все разбегаются.
– Откройте ворота! – приказывает король. – Я приму депутацию.
– Но, ваше величество! – останавливает его королева.
– Откройте ворота, – повторяет Людовик XVI. – Королевские дворцы искони служат убежищем.
– Увы! – говорит королева. – Кому угодно, только не королям.
Глава 53.
ВЕЧЕР 5 ОКТЯБРЯ
Шарни и Жильбер устремляются вниз по ступенькам.
– Именем короля! – кричит один.
– Именем королевы! – кричит другой. И в один голос добавляют:
– Откройте ворота!
Но прежде чем этот приказ был выполнен, председателя Национального собрания уже успели сбить с ног посреди двора.
Рядом с ним на земле лежат две раненые женщины.
Жильбер и Шарни бросаются на помощь; пути этих двух людей, один из которых принадлежит к высшему обществу, другой вышел из низов, пересеклись.
Один хочет спасти королеву из любви к королеве, другой хочет спасти короля из любви к королевской власти.
Когда ворота распахнулись, женщины хлынули во двор; они кинулись к охране, к солдатам Фландрского полка; они грозят, они просят, они осыпают ласками. Нелегко сопротивляться женщинам, которые умоляют мужчин именем их матерей и сестер!
– Пропустите, господа, пропустите депутацию! – кричит Жильбер.
И все расступаются, чтобы пропустить Мунье и несчастных женщин к королю.
Король, которого Шарни успел предупредить, ждет депутацию в зале рядом с часовней.
Мунье будет говорить от имени Национального собрания.
Луизон Шамбри, эта цветочница, которая била в набат, будет говорить от имени женщин.
Мунье произносит несколько слов и представляет королю юную цветочницу.
Она делает шаг вперед, раскрывает рот, но говорит только:
– Ваше величество, хлеба! – И падает без чувств.
– Помогите ей! – кричит король. – Помогите! Андре подбегает к королю и подает ему флакон с нюхательной солью.
– Ах, ваше величество, – говорит Шарни королеве с укоризной.
Королева бледнеет и удаляется в свои покои.
– Подайте карету, – приказывает она. – Его величество и я уезжаем в Рамбуйе.
Тем временем бедная девушка пришла в себя; почувствовав себя в объятиях короля, который подносит к ее лицу флакон с солью, она стыдливо вскрикнула и хотела поцеловать ему руку.
Но король остановил ее.
– Милое дитя, – сказал он, – позвольте мне вас поцеловать, вы это заслужили.
– О, ваше величество, ваше величество, вы так добры, отдайте же скорее приказ!
– Какой приказ? – спросил король.
– Приказ привезти пшеницу, чтобы прекратился голод.
– Дитя мое, – сказал король, – я с радостью подпишу такой приказ, но, право же, боюсь, что вам не будет от него большого проку.
Король сел за стол и начал писать, как вдруг прозвучал выстрел, а вслед за ним довольно оживленная ружейная пальба.
– Ах, Боже мой. Боже мой, – воскликнул король, – что там, еще? Подите посмотрите, господин Жильбер.
