Василий Гузик - Не выходя из боя
Когда в следующее дежурство Яшкин вел Байду на допрос, тот снова зашептал:
— Ну, возьмешь?
— Боязно…
— Так ведь никто не узнает!
— А совесть?
— Зато пять тысяч…
— Ты, слышь, о них и не заикайся. Если и сделаю, так просто чтобы уважить бывшего фронтовика, понял? — сердито сказал Яшкин. — Жене твоей, что ли, отдать?
— Ну да…
— Шут с тобой, давай, только скорей.
Байда вложил в руку Яшкина хлебный шарик и дважды повторил адрес: улица Ленская…
В шарике оказалась записка:
«Зоя, на подволоке, в золе, под дырявой лейкой, возьми деньги. 5 т. отдай подателю, остальные спрячь подальше. Бумаги сожги. Иван».
— Та-ак, — сказал Жеромский, прочитав записку. — Появились деньги, и, судя по всему, сумма немалая. Да еще бумаги, которые почему-то надо сжечь…
При обыске в доме на Ленской обнаружили крупную сумму денег в новеньких купюрах и маленькую записную книжку. В ней были какие-то цифры, отдельные буквы и слоги, напоминавшие сокращения. И слова, похоже, составленные из бессмысленно расположенных букв. Код оказался примитивным, к концу второго дня эксперт представил Жеромскому расшифровку. Цифры стали данными о прохождении поездов с военной техникой, буквы и сокращения — сведениями о цехах завода и выпускаемой ими продукции, а бессмысленные слова — написанными наоборот фамилиями начальников цехов. На отдельной страничке одними согласными были записаны фамилии работников завода, которых Байда пытался «обработать». Перед некоторыми стоял знак вопроса, две были зачеркнуты.
— Ну-с, картина проясняется, — сказал Жеромский и затребовал Байду на допрос. — Мы на верном пути.
Теперь дело пошло быстрей. И хотя Байда поначалу отказывался от знакомства с хозяйкой дома на Ленской и «не узнавал» записную книжку, очень скоро ему пришлось прекратить игру. Слишком очевидно изобличали его результаты графической экспертизы и точные данные о посещениях дома на Ленской, представленные Чижовым. Байда задумался. Жеромский кивнул конвоиру, чтобы тот отвел арестованного в камеру.
Следующий день стал тем самым днем, которого давно ждали Чижов и Жеромский. Байда заговорил. И на этот раз без уверток.
Да, 10 июля он был ранен в руку и добровольно сдался в плен. Да, допрашивали его корректно, тем более что он охотно отвечал. Да, были и рюмка рома и хорошая закуска — плата за отречение от Советской власти…
А потом последовало предложение о сотрудничестве. Байда согласился, что и подтвердил тут же распиской.
Несколько дней его обучали простейшим приемам ведения разведки. «Марусину» — под такой кличкой он должен был работать — предлагалось вести агитацию среди красноармейцев: восхвалять мощь немецкой армии, немецкую культуру, осторожно призывать к массовой сдаче в плен без боя. Второй задачей была военная разведка.
В ночь на 25 июля, снабдив двумя булками и пачкой русских папирос, Байду вывели к линии фронта у маленькой деревни. Провожатый — немецкий солдат — дал ему две зеленые ракеты. Их Байда должен был выпустить через несколько дней, возвращаясь с добытыми сведениями.
Вероятно, так бы и случилось, не начни наша артиллерия той ночью обстрел немецких позиций. Одна из мин разорвалась в нескольких шагах от Байды. Осколком его ранило в бедро. Немец сделал перевязку русскими бинтами из индивидуальных пакетов, которые для этой цели собирались у убитых красноармейцев, и велел идти в деревню. Там, по его словам, располагался полевой госпиталь русских.
Байде обработали рану и через несколько дней отправили его в одесский госпиталь. А вскоре вместе с эвакуированным госпиталем он оказался в Сочи.
Из-за ранения вернуться к немцам он не мог. Но о задании не забыл: начал осторожно расписывать соседям по палате райскую жизнь у немцев. Условия в госпитале были хорошие. Байда быстро поправлялся, гулял по паркам бывшего санатория, где теперь разместили раненых. Однажды в аллее он увидел элегантно одетого человека и чуть не вскрикнул: это был знакомый ему по прежним временам чин полиции воеводства, на территории которого располагалось село Байды. Человек, сев на краешек скамьи, на которой сидел Байда, тихо сказал:
— Слушай внимательно, Марусин: тебе приказано ехать в Куйбышев и устраиваться на один из крупных заводов. Все изучай и запоминай. Там я тебя найду. Если не встретимся через полгода, переходи линию фронта. Все…
Человек поднялся и неторопливо пошел по аллее.
Вторая встреча произошла в Куйбышеве. У Байды было мало сведений (фронтовые данные уже устарели), поэтому «гость» проинструктировал его, чем интересоваться, передал большую сумму денег и ушел. Больше он не появлялся, хотя теперь у Байды было что рассказать.
Как выяснили работники управления, этот бывший чин полиции был интересовавшим их сотрудником отдела генштаба одной «дружественной» страны. Но к этому времени он выехал в Иран…
Следствие закончилось, можно было докладывать начальнику управления.
Вечером, собираясь домой, Геннадий спросил:
— Что теперь с ним будет, Тимофей Иванович?
— Что ж, дело передадим в трибунал, а он решит, — ответил Жеромский. — Конечно, Байда не Сидней Рейли, но шпион есть шпион. И напакостил бы он порядком, не будь нас, не будь надзирателя Яшкина и многих других, кто помогал нам. Не будь, наконец, того, кто первым обратил на него внимание, как его, Михаил Гаврилыч, что ли?.. Знакомец твой по заводу… Ты, кстати, хоть поблагодарил его?
— Нет еще, — ответил Геннадий и, чувствуя, что краснеет, вспомнил, как не придал значения сообщению Гаврилыча. Поборов смущение, закончил: — Завтра утром еду на завод…
Полковник В. Кожемякин
ДВА БИЛЕТА НА «ЖИЗЕЛЬ»
1
Театральный подъезд был ярко освещен. До начала спектакля оставалось еще полчаса, и люди не спешили. Татьяна не любила опаздывать. Гораздо приятнее не торопясь раздеться, придирчиво осмотреть себя в зеркало, поправить прическу. И, чего уж тут скрывать, ей приятно было ловить на себе в том же зеркале взгляды мужчин. Стройная, молодая, с маленькой головкой, украшенной тяжелым жгутом золотистых кос, она невольно привлекала к себе внимание.
Места были отличные. Четвертый ряд. И у самого прохода. Таня с матерью побродили по фойе, после второго звонка вошли в партер.
— Таня, не забудь программу, — сказала Надежда Михайловна и оставила дочь одну, устремившись к окликнувшей ее знакомой.
Но билетерша, стоявшая у дверей, развела виновато руками:
