Валентина Мухина-Петринская - Встреча с неведомым (дилогия)
Я уже со всеми на станции подружился. Очень хорошие здесь люди! Днем я их кормлю, стараюсь, чтобы повкуснее приготовить, а вечером смешу. И на балалайке играю, и морские песни пою, и пляшу. Вчера дорогой мой профессор так смеялся, до коликов в боку, а потом вдруг ему взгрустнулось, и он говорит: «Может, и Ермак был бы жив, если бы я сразу взял тебя с собой… Не могу себе простить».
Очень мне были приятны эти его слова. Высшая награда.
А на могиле Ермака я бываю чуть ли не каждый день. Оттуда виден весь океан».
Глава двадцатая
СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ
Три года в Москве протекли, как река — порожистая, неспокойная, неподходящая для судоходства…
Сегодня у нас гости. Лишь самые близкие друзья. Придет Марк с Ниной, Ангелина Ефимовна с Фомой Сергеевичем, Николай Иванович Успенский и профессор Герасимов, молодой доктор наук Евгений Михайлович Казаков с Лизой (надо строго поговорить с Таней, чтобы не дерзила ей. И за что она только невзлюбила Лизу?). Придет Гарри Боцманов, веселый кок. У него отпуск. Гарри опять работает на «Мурманце». Отходчивые моряки простили ему бегство в Антарктиду, откуда он целый год осыпал их письмами с описанием самых невероятных приключений.
Папа хочет о чем-то посоветоваться с друзьями. Нашел когда советоваться. Сегодня годовщина его свадьбы и можно было бы просто повеселиться.
Да, год назад профессор Черкасов женился на бывшей своей ученице, вдове погибшего друга, Вале Герасимовой.
Когда отец смущенно сказал мне, что женится на Вале, я совсем не удивился, только обрадовался. Что-то в этом роде я подозревал давно. Мне сразу вспомнилась сцена в избушке Абакумова. Помните? Ангелина Ефимовна рассказала отцу, что Ермак делал Вале предложение, а она отказала. (Бедный Ермак тогда очень тяжело это пережил.)
«Он был бы ей прекрасным мужем, — сказала тогда тетя Геля, — но не о нем Валя думает, когда остается одна».
«Вы подразумеваете… Женю?» — с запинкой спросил отец. Он был явно доволен, что Валя отказала.
«А кого же еще?» — удивилась тетя Геля. И напрасно удивилась. Не о Жене думала Валя, а совсем о другом человеке — Дмитрии Черкасове. Его она любила со студенческой скамьи.
Я заглянул в столовую, кухню. Бабушка, Валя, Таня подняли кутерьму, готовясь к приему гостей.
— Я иду в город, — сказал я, — будут поручения? Поручения, конечно, нашлись, и столь разнообразные, что я их тотчас же перепутал.
— Валя, напиши ему на бумажке, он же забудет! — сказала потная, захлопотанная бабушка.
— Я пойду с тобой, Коля? — спросила Таня.
— Нет, не пойдешь. Кстати, зайди-ка ко мне. Надо поговорить.
— Может, не надо? — вздохнула Таня. — Я не буду с ней совсем разговаривать, так что не нагрублю. Не бойся.
— Вот еще мне телепат! — проворчал я.
— Что такое телепат? — лукаво осведомилась Таня. Она сильно растет, стала длинноногая, неуклюжая и смешная. Досталось мне с ней хлопот! Месяца не проходит, как вызывают в школу: очередная выходка. Но к ней относятся хорошо — Таня королева школьной самодеятельности. Гвоздь программы.
Записка написана—длинный список! В кармане две авоськи. Зайду в магазин на обратном пути.
Я выхожу из метро и иду знакомыми улицами, по привычному маршруту, останавливаюсь невольно у каждой афиши. Но теперь мне будет не до театров. Последний год в университете. Будущей весной выпускные экзамены, защита диплома.
Марк тогда все же соблазнил меня, и я пошел за ним на астрономический. Очень уж хотелось учиться вместе. Астрономия мне всегда нравилась. Я тогда оказался на курс впереди, и Марк (с моей помощью) за год одолел два курса. Мы в тот год все вместе ездили на Ветлугу. Марк с Ниной, бабушка, Танюшка и я. Женщины не мешали нам заниматься, и я подготовил Марка на «отлично».
На плато жизнь идет своим чередом.,
Я переписываюсь с Алексеем Харитоновичем. В отпуск он приезжал в Москву. Всем нашим Абакумов очень понравился.
В Долине Белых Гусей, где он заведует метеостанцией, развели чудесный огород. В обсерватории теперь всегда свежие овощи. Прошлым летом им расширили штат — прислали еще одного наблюдателя. Теперь наблюдения производятся не три раза в сутки, а пять.
Поселок Черкасский, говорят, скоро станет городом.
А Барабаш — помните, фельдшер Фома Егорович — женился. Не выдержал одиночества.
Приезжал в Москву Сергей Авессаломов с женой повидаться с сестренкой. Он очень похорошел, как всегда хорошеют счастливые люди.
Сергей мечтает стать лесничим. Он заканчивает вечернюю школу и собирается поступить на заочное отделение Московского лесотехнического института. Таня отнеслась к нему сдержанно. Бабушка даже расстроилась: «Ведь родной брат!» Кажется, я единственный человек, которого Таня слушается беспрекословно и безоговорочно.
Что-то все мои друзья женятся. Даже приятель Костик из нашего подъезда, моложе меня на два года, и тот женился.
Я женюсь не скоро. Если вообще женюсь. Боюсь, что я из породы однолюбов…
Я прошел мимо обелиска в честь покорителей космоса и вошел в дом 7, на Звездном бульваре. Поднялся на четвертый этаж и позвонил. Мама отперла не сразу. Вид у нее был сонный, наверное, дремала.
— Хлеба купил? — спросила она.
Я кивнул и, пройдя в кухню, стал выгружать на неубранный, с зачерствевшими крошками стол батоны, яблоки, молоко.
— Чаю хочешь? — спросил я.
— Выпью, пожалуй.
Я живо вскипятил чай и подал на стол в ее комнате. Пока вода нагревалась, я стер пыль и подмел пол. По средам к маме приходит убирать женщина из комбината бытовых услуг, но дня через два уже всюду пыль и сор.
Как всегда, по утрам у мамы под глазами мешки. Больные почки. Но она и не думает себя беречь.
За чаем она рассказала, что ей дают главную роль, очень выигрышную, в новой переводной пьесе, что режиссер очень ею доволен, не как этот брюзга Гамон-Гамана.
Это правда. Давид Львович требует от актера творчества, поисков и помогает ему в этих поисках, помогает развить индивидуальность, непохожесть. И он был недоволен мамой.
Мама была еще не причесана и не умыта. На ней был шелковый мятый халат и туфли на босу ногу. Конечно, она до меня ничего и не ела. Репетиции сегодня у нее не было, и, не приди я, она провалялась бы в кровати до вечера. Читала бы Агату Кристи на английском языке, пила крепкий чай и горько раздумывала о жизни.
Ангелина Ефимовна оказалась тогда права. Николай Иванович «устругнул» штуку — уехал на Баренцево море. Если вы помните, мой отец всегда любил этот заповедник.
Он сказал маме, что не может иначе поступить.
