Григорий Василенко - Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и К°
— Садись, — указал он мне место у приставного стола. — Докладывай, а я похожу. Слушаю...
Я подробно изложил содержание документов, которые нам прислали, и высказал уверенность, что теперь мы знаем Кнехта как личность. Он не кто иной, как Эдуард Деверев, бывший старший лейтенант Советской Армии, сбежавший к фашистам в 1943 году. Для его характеристики я прочитал некоторые выдержки из свидетельских показаний.
Генерал, кажется, был доволен докладом, подошел к столу и закурил папиросу.
— Значит, уверен, что это Кнехт? — спросил генерал.
— Уверен, товарищ генерал. Уверен после того, как прочитал материалы, полученные от «Ивана».
Генерал остановился, потом подошел поближе и заглянул в разложенные передо мною бумаги.
— Какого «Ивана»?
— Судя по материалам, с которыми я ознакомился, зафронтовой разведчик управления «Смерш» фронта, значившийся под именем Иван, работал переводчиком в отделе один-Ц, имел звание фельдфебель. Он первый сообщил о Девереве, его вербовке майором фон Мейснером на территории Эстонии в лагере военнопленных. Благодаря сообщениям «Ивана» мы знаем отдельные факты предательства Деверева. Сообщения очень короткие, часто обрываются на самом интересном месте, но чрезвычайно важные. У нас есть прямые свидетели, в частности, сожительница Шляхина, тоже агент. Надеюсь, что и заявитель Амурский опознает его.
— Что можете сказать о местонахождении агента?
— Никаких сведений, товарищ генерал.
Генерал остановился у окна и недовольно повторил мои слова:
— Никаких сведений...
Я мысленно продолжил то, что он, видимо, хотел сказать: «С этого бы и начинал...» Судя по отдельным репликам, интерес к делу у генерала пропал. А вначале его молчание подбадривало меня. От этого и докладывал я с воодушевлением, с полной уверенностью в успехе дела.
Генерал подошел к столу и долго разминал окурок в пепельнице, обдумывая, что же мне сказать. Я встал и ждал его слов, хотя у меня были конкретные предложения относительно розыска Деверева и мне хотелось о них доложить.
— Сиди, сиди. Это я хожу — лечу свой радикулит. Знаешь, что это такое?
Я пожал плечами. Об этой болезни я слышал, видел, как ходят больные радикулитом, но, не испытав на себе, не представлял, что это такое.
— Не знаешь... Сегодня даже палку с собой прихватил. Да... Так что думаешь дальше делать?
— Думаю, следует поехать к сожительнице Деверева Анне. Мы ее вызывали, опросили. Она многое нам прояснила.
— Где она проживает и зачем к ней ехать?
— Проживает под Старой Руссой. Рассказала она нам не все. Во-первых, если Деверев вернулся из Германии домой, то он, вероятно, с ней встретился. Она о нем все знает. Ее свели с Деверевым и обоих использовали для выполнения заданий. Кроме того, Шляхина вела наблюдения за ним. Он не может жить спокойно, ничего не зная о ней.
— Почему ее не арестовали?
— Я настоял не трогать, товарищ генерал.
— Почему?
— Во-первых, о ее связи с абвером не все пока ясно, основываемся только на ее показаниях, а во-вторых, по-моему, через нее следует попытаться найти Деверева.
— Такой стервятник мог и не вернуться в свои родные края. Что для него, для гитлеровского агента, родное гнездо? Это порядочный человек не может жить без родной хаты или места, где она стояла, а для предателя это ровным счетом ничего не значит. Надо прежде всего установить, вернулся ли он из Германии, а потом — не был ли он у американцев. Следует учитывать, что американцы подбирали таких, как он, перевербовывали и забрасывали к нам по каналу репатриации. Не исключено, что под другими данными. Такие разоблачения есть. — Помолчав, генерал подчеркнул: — Активно искать! Набросай план командировки, доложи Силенко и Кухарскому и поезжай, только ненадолго. Командировочных у нас мало.
Разговор по делу был окончен, но генерал все поглядывал на меня, не отпускал, хотел о чем-то спросить.
— Что не женишься? Панов женился и угомонился. Или невесты нет?
— Есть, товарищ генерал. Учится в зубоврачебной школе.
— Да. Время трудное. Где живешь?
— На частной квартире.
Раздался телефонный звонок аппарата «ВЧ». Генерал, снимая трубку, кивнул мне, дав понять, что я свободен.
В приемной сидел начальник следственного отдела и ждал приема.
— Ну и долго же ты там докладывал, — сказал он мне.
Я ему ничего не ответил. Настроение у меня было приподнятое. Нечасто генерал слушает доклады оперуполномоченных. Для меня это было событие. Я позвонил Георгию Семеновичу и кратко сообщил о разговоре у начальства.
— Замечания были? — спросил он.
— Не было. Приказал ехать.
— Позвони Льву Михайловичу. Составляй план.
Но заняться планом до вечера мне так и не удалось. Полдюжины телефонов без передыху трезвонили весь день. А в полночь позвонил Сергей.
— Дежуришь? — услышал я в трубке знакомый голос.
— Дежурю. И даже — работаю, — сказал я.
— Жалко. Собрание-то было действительно торжественное: такая дата! Вот пришел и решил поделиться с тобой одной мыслью... Набросал я тут поздравительную Иосифу Виссарионовичу с семидесятилетием. От нас, фронтовиков, молодых сотрудников управления. Ты — как?
— Подпишу с удовольствием.
— Одобряешь, значит?
— Конечно. Заходи.
— Ну, спасибо. До завтра.
34
— Вот и пункт твоего назначения, — останавливая лошадь, сказал коллега из местного отделения УМГБ, доставивший меня из райцентра до деревни на тяжелых крестьянских розвальнях. — Действуй. Я поехал дальше согласно указанию начальства. Засветло надо добраться... Через день заеду. Ни пуха тебе, ни пера!
Он отпустил вожжи. Сани, описав большой круг у крайней хаты, выехали на дорогу.
Двумя рядами редких хат на большой поляне, со всех сторон окруженной темным и глухим лесом Приильменья, предстала передо мною глухая деревушка Борок. Между почерневшими рублеными хатами виднелись прогалины с бугорками, прикрытыми снегом, в которых угадывались сгоревшие в войну подворья. Попадались и свежие срубы, недостроенные дома, но их было мало.
Я шел по протоптанной посередине улицы дорожке и думал, что и эту затерянную в лесах деревушку не обошла стороной война, и ей долго придется отстраиваться, чтобы заполнить образовавшиеся пустыри. А может, пустыри так и останутся навсегда, так как война не пощадила многих из тех, кто ходил по этой улице, обитал в сожженных позже хатах. Они никогда сюда больше не вернутся...
Мне никто на глаза не попадался, и я хотел было уже зайти в какую-нибудь хату и спросить, где размещается колхозная контора. А пока шел наугад. Только на середине деревни встретил подростка с книгой под мышкой. Он сказал, что конторы в колхозе нет. Колхозный счетовод работает у себя на дому, как и председатель. Парнишка показал мне их хаты, добавив, что председатель куда-то уехал, а счетовод дома.
