Остин Райт - Островитяния. Том первый
После этого лорд Мора перешел к вопросу, который считал особенно важным. Речь шла о согласовании с графом фон Биббербахом, представителем Е.И.В., вопроса о границе. Зал оживился. Как известно Совету, сказал лорд Мора, в интересах сохранения дружественных отношений и в результате настояний графа, действующего, согласно прямым указаниям Берлина, гарнизоны были сняты. Конечно, вследствие этого граница отчасти оставалась менее защищенной, но он, лорд Мора, уверен, что в действительности она надежна как никогда; немцы передислоцировались в районе степей Собо, одновременно уничтожая источники опасности, грозившей ранее островитянам, которые вынуждены были принимать против них постоянные оборонительные меры. На протяжении многих лет граница проходила там, где островитяне предпочитали ее устанавливать. Теперь, разумеется, путем цивилизованного вмешательства пограничная линия в горах должна быть установлена раз и навсегда. Немецкие дозоры осуществляли постоянный контроль. Скоро немецкая сторона представит свои предложения, об этом у него есть точная информация. В то же время он, лорд Мора, считал, что Совету нецелесообразно детально обсуждать все пункты вопроса о границе. Поэтому он просил у Совета согласия уполномочить его, лорда Мору, самому согласовать эти вопросы, безусловно консультируясь с главнокомандующим (насколько я помнил из рассказа Дорны, им был Бодвин, в целом склонявшийся на сторону лорда Моры, но не являвшийся его ярым сторонником).
Одно из общих опасений, возникших после отвода гарнизонов, состояло в том, что разного рода безответственные лица смогут проникать на территорию Островитянии в нарушение Сотого Закона и закона о дипломатических визах. Тем не менее ни одного подобного случая отмечено не было! Лорд Мора сделал на этом особое ударение.
Все взгляды обратились на короля Тора. К моему (впрочем, думаю, не только к моему) удивлению, король, сидя на троне, улыбался совершенно неподобающей озорной, мальчишеской улыбкой. Лорд Мора строго взглянул на него. Король, слегка покраснев, тут же с напускной важностью склонил голову в знак согласия. По залу пронесся ропот.
Да, продолжал лорд Мора, была предпринята опрометчивая попытка установить, имеют ли место подобные нарушения. Разумеется, каждый островитянин имел право применять закон на практике. Право это будет сохранено, однако имелось мнение, что оно должно быть предоставлено лишь военным, — этим вопросом лорд Мора предлагал Совету заняться позже. Но, распределяя права подобным образом, было бы гораздо лучше, по вполне очевидным причинам, чтобы гражданское население отнеслось к этому ограничению спокойно, уступая свои права военным, за исключением чрезвычайных обстоятельств. Германский отряд, сказал далее лорд Мора, появился на перевале Лор исключительно с целью произвести осмотр местности. По предварительной договоренности он встретился с другим отрядом в условленном месте. В то время, как отряд находился на спорной территории, вполне возможно — немецкой (я быстро взглянул на Тора — у него был явно скучающий вид), трое островитян напали на него с очевидным намерением задержать участников рейда; но здравый смысл возобладал, и когда стало окончательно ясно, что нарушения границы не произошло, островитяне отступились. Происшествие, по мнению лорда Моры, весьма досадное.
На протяжении всей своей речи он глядел на короля, с улыбкой, но, как мне показалось, довольно-таки сердито.
— В высшей степени опрометчивый поступок, — повторил он значительно. Намек был явно адресован Дорнам. Тор вспыхнул, потом улыбнулся и весело прервал лорда Мору.
— В высшей степени необдуманный, — сказал он любезным тоном. — Необдуманный!
Среди немцев пробежал недовольный шумок.
— Необдуманный и опрометчивый! — резко сказал лорд Мора, лишая таким образом замечание Тора — отчасти извинение перед Дорнами, отчасти сарказм в адрес самого лорда Моры — его язвительности.
Момент был волнующий. Не сомневаюсь, что Дорна была бы в восторге. Но король? О, он явно показался бы ей героем.
Мне было вдвойне волнительно оттого, что лорд Мора самым решительным образом и в то же время не без юмора отвел от меня все подозрения об участии в инциденте. В зале раздался смех. Я тоже рассмеялся, стараясь, чтобы смех мой прозвучал непринужденно, хотя и чувствовал себя глупым дитятей.
И только когда лорд Мора перешел к самой торжественной части своего сообщения — к вопросу о внешних сношениях, я перевел дух. Всего лишь через год Совету предстояло решать, быть может, самый важный из всех вопросов, стоявших перед ним за всю его историю. Лорд Мора призывал глубоко оценить и взвесить все факторы, не говоря прямо, но недвусмысленно давая понять, что вся нация стоит перед ответственнейшим выбором и должна сделать его правильно. Затем он в самых общих чертах указал на некоторые из выгод внешней торговли, на обогащение страны как неизбежное следствие отношений с заграницей, притом обогащение не только материальное, но и духовное, преуспеяние не только коммерческое, но и содействующее общему благу нашего неспокойного мира.
Среди дипломатов раздался ропот одобрения.
Заключительная часть сообщения касалась уже только вопросов собственно внутренней политики. Речь лорда продолжалась едва ли не до полудня. После утреннего заседания я отправился на завтрак к князю Виттерзее. Это был первый из моих визитов после путешествия. По дороге мне встретились двое американцев — Эндрюс и Боди. Они хотели, чтобы я помог им получить разрешение на вывоз образцов горных пород, причем как можно скорее. Они собирались отправить их пятнадцатого. Когда я смогу принять их? Я предложил им зайти сегодня к вечеру, но это их не устраивало и завтрашнее утро — тоже. Они настаивали на встрече днем, как раз когда я должен был увидеться с Дорной. Я сказал, что днем у меня свидание. Они ответили, что еще через день будет поздно. Я снова предложил им встретиться завтра утром. В десять? Нет, в десять я буду на заседании Совета. Может быть, у меня есть специальные приемные часы? Нет, по крайней мере, пока не закончатся заседания Совета. Хорошо, тогда завтра в полдень.
— Нет, в полдень у меня свидание.
— Держу пари, что с барышней, — сказал Эндрюс, уже по-настоящему начиная злиться. Я сам был зол настолько, что не нашелся, что ответить, тем более что покраснел до корней волос. Так ничего и не сказав, я повернулся и пошел прочь, но, подумав хорошенько, догнал Эндрюса и его приятеля.
— Мы можем встретиться завтра утром между восемью и половиной девятого или послезавтра, — сказал я. — А сейчас мне надо идти, у меня назначено свидание.
