Владимир Листов - Чекисты рассказывают. Книга 4-я
— Запомни, Бодниекс. Только назову эту фамилию — поставят тебя к стенке, если не в Риге, то в Лиепае поставят.
Все было так неожиданно, что Шредер не мог сообразить, как вести себя. Кто рассказал Велте о нем? Зачем? О, конечно, Гунар. «Одной веревочкой связал меня с Велтой. Предусмотрителен, стервец, — думал Шредер. — Рассчитывал, что в случае ареста я не стану выдавать его дочь, боясь разоблачения моего прошлого». Велта перевела дух и строго потребовала:
— Веди себя тише. Рядом живет начальник милиции. Ты понимаешь, что это значит? Думать надо!
Притих Шредер.
— Как быть? — после некоторого молчания спросил заискивающе. — Без пленки со снимками записной книжки возвращаться нельзя.
— Уходи, — потребовала Велта. — Я сама заберу «Минокс». Без шума и крика. В 10 часов утра жди у Домского собора.
— Хорошо, — согласился Шредер. — Жду.
Велта открыла дверь, он осторожно вышел во двор. Когда до калитки осталось каких-то пять шагов, с обеих сторон около Шредера оказались Круминь и Величко.
— Руки, Бодниекс, руки.
Шредер не ослышался. Второй раз за вечер назвали его по старой фамилии, которую он носил в годы войны.
Ветер разорвал дождливые тучи, образовав просвет, в который выглянула луна и осветила троих, стоявших у машины около дома Аусмы. «Снова встретились, — подумал Шредер, рассмотрев Круминя. — Не напрасно я его опасался». И вдруг в памяти Шредера мелькнула картина в кабинете начальника СД Риги в 1942 году. Сомнения быть не могло. «Теперь все, — решил Шредер. — Конец».
— Приехали, — сказал сержант, когда мотоцикл остановился у здания Комитета госбезопасности.
Валентин вышел из коляски, размял непослушные ноги, поднял голову и посмотрел на здание. Несколько окон, несмотря на поздний час, были освещены. Его провели в просторный кабинет, где за столом сидел пожилой человек и внимательно читал какие-то бумаги.
Круминь отодвинул от себя документы, посмотрел на Валентина, предложил:
— Садитесь, пожалуйста. Здравствуйте.
— Здравствуйте, — ответил Валентин, подошел к столу, но садиться не стал.
— Вас слушаю, — сказал Круминь.
— Прежде всего, — сказал он, — прошу извинить за столь необычный вид. Я хорошо понимаю, что в такое учреждение являться в таком костюме нельзя. Но меня привел сюда особый случай в моей жизни.
На лице Круминя появилась скупая улыбка.
— Я слушаю вас, — повторил он.
— Я буду краток, — начал Валентин…
ОТКРОВЕНИЕ ВЕЛТЫ
Закрыв дверь за Шредером, Велта вернулась в комнату.
Мысли работали предельно напряженно. «Минокс», любой ценой забрать «Минокс», — думала Велта. Шло время, и в сознании Велты все четче вырисовывался план — разжалобить Аусму: «Должно же дрогнуть ее материнское сердце? — спрашивала она себя. — Должно».
— Мама, выйди. Прошу тебя. Мне поговорить с тобою надо.
Велта заплакала. Плакала она долго и безутешно. Аусма спрятала в кармане шерстяной кофты «Минокс», сунула туда руку и вышла из спальни. С кресла поднялась заплаканная Велта и опустилась перед нею на колени.
— Прости меня, мама! Меня заставили. Понимаешь? Заставили. Я не хотела этого делать, — цеплялась Велта руками за ноги Аусмы.
— Порядочного человека никто подлость делать не заставит, — твердо отрезала Аусма.
— Все вы здесь порядочные, — выкрикнула Велта громко. — Все! Вам здесь легко быть порядочными. Попытайтесь быть порядочной там. Я посмотрю, как это у тебя получится. На все смотрите по-своему, по-иному. Не так, как там, и вам многое не понять. — Голос ее дрожал, каждое слово переполнено обидой, болью, на глазах показались слезы. — Я выросла без тебя, — говорила она голосом, в котором содержался упрек Аусме. — Думаешь, легко расти без матери?
Аусма не смогла понять, почему от слов Велты вдруг тупой болью заныло сердце, ожесточенность, которую только что испытывала к ней, уступила место жалости. Аусма была матерью, и те чувства тепла, которые годами вынашивала к дочери, неожиданно и в самый неподходящий момент напомнили о себе. «Права ведь дочь, — думала она. — Нелегко ей было расти без меня. Но что ответить? Рассказать трагедию своей любви и жизни? Поймет ли?»
— Когда мне нужна была твоя ласка, — обидчиво продолжала Велта, — со мною рядом находился отец. — Она умолкла, а затем бросила в лицо Аусмы жестоко и зло: — Отец! А не ты. Но чем он мог помочь мне? Чем? Что он понимал в моих девичьих делах? Какие тайны я могла ему доверить? Первые годы после войны его голова была занята одной заботой — скрыться, чтобы не судили за то, что творил здесь, в Латвии. Но нам надо было как-то жить. Жить! — заплакала Велта. Успокоившись, продолжила: — Нам нужны были деньги. Деньги! Понимаешь? А много ли их мог получить отец за случайно найденную работу? Мы жили впроголодь. Порой днями не было во рту крошки хлеба. И тогда отец заставил меня зарабатывать деньги. Знаешь ли ты, как зарабатывает деньги девчонка в шестнадцать лет?
Велта посмотрела на Аусму долгим взглядом.
— Молчишь? — спросила Велта. — Вот также молчал и виновато смотрел мне в глаза отец, когда я однажды утром принесла и отдала ему в руки свой первый заработок. Он упал передо мною на колени и просил прощения. Но зачем мне были его мольбы? Я ко всему была безразлична и хотела лишь одного — избавиться от этого проклятого мира, необходимости зарабатывать деньги таким путем, каким зарабатывала я. Я! Твоя дочь!
Аусма молчала, потрясенная.
— Тебе этого не понять. Порядочные… Несколько лет спустя отец обрел силу, обзавелся нужными связями среди латышской эмиграции, влиятельных иностранцев. Он решил, что я должна стать разведчицей. Я вышла замуж. У меня сейчас двое детей и прекрасный муж. Но когда у меня появилась семья, я стала бояться выполнять задания разведки. Мне казалось, что меня арестуют, мое счастье рухнет, и я попыталась отказываться от работы. Вот тогда-то и припомнили мое прошлое. Мне пригрозили, что все расскажут мужу. Сама подумай, кому нужна жена с такой репутацией. Вот так и заставили меня приехать в Ригу.
Велта подошла к Аусме, села рядом, положила ей руку на плечо.
— Теперь ты все знаешь. Решай сама. Мое счастье в твоих руках. Отдай мне «Минокс», никому ничего не говори, и я спокойно уеду домой. Буду жить с семьей и благодарить бога за то, что послал мне такую добрую мать. За всю мою жизнь ты ничего хорошего для меня не сделала. Так выполни мою единственную просьбу. Будь матерью.
Аусма поднялась с дивана и направилась к двери.
— Ты куда? — всполошилась Велта.
