Дастин Томасон - 21.12
Но внутри не оказалось никаких сосудов. Ни для воды, ни для шоколада или маиса. Ни горшка, ни вазы — ничего похожего. Только маски, украшения и оружие.
Все это было бесценно. Но совершенно бесполезно.
Чель считала, что в захоронении они непременно обнаружат изделия из керамики, которые обычно укладывали вместе с телом правителя, а в них — образцы пищи, которую употребляли древние предки.
— Даже не знаю, что сказать, Габриель. — Она почему-то чувствовала виноватой именно себя. — Я была уверена…
Она осеклась, когда поняла, что Стэнтон больше не смотрит в ее сторону. Он подошел к месту, где были разложены маленькие скелеты, и отделил голову карлика от шейных позвонков, что оказалось на удивление легко сделать. Чель подумала, что так он хочет сорвать на чем-то свою злость, умерить горечь разочарования.
— Что ты делаешь? — спросила она.
— Зубы, — ответил Стэнтон.
— При чем здесь зубы? — не поняла Чель.
— Оттуда мы сможем извлечь частички пищи, которую они употребляли, — сказал он. — Между зубами они могут сохраняться на многие века. Даже если у них кончились припасы, все равно останутся следы того, что они ели задолго до смерти.
Стэнтон быстро собрал все остальные черепа и начал подготовку к работе. Какое-то время Чель наблюдала за ним, но потом вынуждена была закрыть глаза. Все вокруг делалось слишком ярким для нее. Даже почти в полной темноте. А от воздуха внутри шлема начинали перегреваться мозги.
— Если тебе нужно оставить меня здесь… — начала она, но мысли сразу сбились на другое. Она думала о Пактуле, чье кольцо надела на палец прямо поверх резины костюма, а потом о своей матери и как несправедлива к ней была. А потому не услышала слов Стэнтона, принимавшегося за дело:
— Я тебя никогда и нигде не оставлю.
Сначала Стэнтон удалил все различимые зубные камни, а потом с помощью тончайшего из лезвий своего перочинного ножа соскреб частички между зубов. Он проделал эту операцию трижды на каждом зубе, помещая полученный материал на предметные стекла микроскопа. Даже в самых комфортных условиях это была бы нелегкая работа, а проделать такое исследование при скудном свете ручного фонарика казалось делом безнадежным.
Однако, мобилизовав все свое упорство и терпение, Стэнтон постепенно справился с задачей.
С помощью справочника он определял, что именно видел в окуляр микроскопа, сравнивая различия в структурах молекул: вот маис, вот бобы, вот авокадо, вот плоды хлебного дерева, вот папайя, вот перец, а это — какао. В результате он выделил сотни образцов, но все это была обычная пища, которая едва ли могла защитить знать Кануатабы от ФСБ.
Но затем под тусклым люминесцентным лучом, который только и мог давать ему работающий на батарейках микроскоп, Стэнтон увидел нечто совершенно удивительное. Чтобы определить природу попавшегося ему образца, не нужны были никакие справочники.
Впрочем, Стэнтон не сразу поверил своим глазам. Это были частички бука. Но буки обычно произрастали в климате высокогорья, как, например, в центральной Мексике. Встретить такое дерево в Гватемале было невозможно — это знал не только Стэнтон, но и, наверное, любой ботаник-любитель. И вывод напрашивался один: он обнаружил редкую разновидность растения, встречавшуюся лишь в этом отдаленном уголке джунглей.
Между тем экстракт бука составлял наиболее активный компонент пентозана, который сначала обнадеживал как средство, замедляющее распространение прионов. К сожалению, им так и не удалось найти безопасный способ введения пентозана в мозг человека, и даже буковый экстракт не позволял преодолеть треклятый барьер, не допускавший его в кровеносную систему мозга. Поэтому они даже не пробовали лечить пентозаном больных с ФСБ.
Неужели он нашел решение? Но здесь заключалась явная неувязка. Плоды бука — орехи — были действительно съедобны, хотя на вкус сильно горчили и издавали горький запах, если их пытались поджарить. И все же, чтобы защищаться от прионового недуга, эти люди должны были поглощать их неделями и в больших количествах.
Стэнтон подошел к Чель и мягко дотронулся до ее плеча.
— Мне нужно, чтобы ты ответила на один вопрос, — сказал он. — У древних майя был обычай жевать кору бука?
Он понимал, что она в сознании, но глаза ее оставались закрытыми, и мыслями она уже полностью ушла в какой-то свой мир. Он заставил ее преодолеть мучительный путь через джунгли в невыносимую жару, продержаться гораздо дольше, чем он мог рассчитывать. Он дал ей надежду на спасение. И эта надежда помогла ей найти затерянный город. Но теперь она умирала.
— Ин Ла’кеш, — было все, что пробормотала она в ответ.
Стэнтон поспешно вернулся к микроскопу. Он теперь и сам вспомнил, что в кодексе были строчки о том, как карлик что-то жевал и постоянно сплевывал при этом. Стэнтон готов был сейчас поставить все на эту карту, на то, что подсказывала ему интуиция: карлик жевал кору бука, и именно она служила лекарством. Неизвестная разновидность распространенного дерева претерпела в джунглях эволюцию, и частички ее коры получили способность проникать в мозг сквозь непреодолимый барьер. Древние майя жевали кору и спасались от инфекции до того дня, когда полностью исчерпали ее запасы.
И теперь Стэнтону очень хотелось верить, что где-то рядом с погребальным храмом местная разновидность буков могла возродиться вновь после краха, постигшего город. Только если майя не вырубили джунгли полностью (а на это не всегда способны даже наши современники), невозможно было погубить все деревья. Природа выдерживала и не такое. Единственная проблема теперь заключалась в том, как найти эти стволы, как распознать их в густых зарослях.
Стэнтон понимал, что в темноте не сможет ясно рассмотреть очертания листьев. Различать породы деревьев он мог лишь на ощупь — по свойствам коры. И чутье подсказывало, что гватемальские буки должны были сохранить ту особенность, которая отличала их в любом другом лесу, — свою нежно-гладкую серебристо-серую кору.
Выбравшись наружу, Стэнтон обнаружил, что его фонарик начал тревожно помаргивать. Он слишком долго использовал его внутри гробницы. Чтобы сберечь остатки энергии в батарейке, он собрал валежник под ближайшим деревом и сделал из него факел.
У входа в храм ему попались сосны и дубы, но ничего хотя бы отдаленно походившее на буки. Он вернулся к сдвоенной пирамиде, где в каждой расщелине росли более низкорослые кустарники, и из их ветвей ему удалось смастерить гораздо более долговечный факел, когда первый окончательно прогорел. В джунглях стало заметно тише. Только сверчки продолжали свою несмолкаемую песню, и потому Стэнтон так удивился, когда совершенно бесшумно перед ним мелькнули силуэты двух оленей, стоило ему склониться, чтобы набрать сухой травы для запала.
