Юрий Пшонкин - Пленник волчьей стаи
Килькут был удачливым, оленное счастье всегда жило рядом с ним.
Вувун, сын Татко, пришел отрабатывать за Ненак прошлой весной. У Татко было свое стадо три раза по десять и еще пять. Конечно, Татко был не совсем бедный: в урочищах, в долинах, по берегам Рок, особенно в их низовьях, жило немало совсем малооленных людей — у кого пять, у кого семь оленей. Те люди плохо ели: летом рыбу, птицу, зимой зайчатину. Они оленье мясо только по праздникам ели. Но настоящие чаучу их за чаучу не считали.
И Вувун старался, никогда не отказывался от работы. Наоборот, сам искал ее. Дни в работе быстро летели. Вувун радовался — скоро Ненак станет его женой, он поставит свою ярангу! И вот пришел богатырь Атувье. Э-э, Вувун сразу заметил, что его невеста смотрит на богатыря такими глазами, какими на него до этого смотрела. А ему совсем перестала дарить ласковые, смущенные взгляды. Совсем приуныл Вувун. Килькут любит дочь и может передумать и отдать дочь за другого работника, большого, сильного. Если бы Ненак была предназначена в жены по уговору, с рождения, тогда бы Килькут не посмел отступиться от своего обещания. Солнечный день казался Вувуну тусклым, как сумерки. Но Атувье оказался хорошим человеком. Он сказал Вувуну, что ему не прокормить двух жен.
...Килькут сам уже давно не ходил за оленями. Задолго до болезни перестал ходить. Зачем самому ходить? Молодых малооленных мужчин много. Они своих оленей с его оленями пасут, оберегают. Они работают и едят его оленей, но стадо все равно не убывает. Потому что он, Килькут, когда в силе был, много за оленями ходил. Много ходил, умно пас. Знал, в какое время на каком пастбище оленей держать. Тайнав рассказывал Атувье, как отец, вместе с обучением длинному бегу, учил его и оленное счастье за рога держать. У отца олени с самого первого дня жизни к порядку приучались, у него стадо всегда в клубке держалось. Он почти неотлучно в стаде находился, свистел, кричал на животных. Это чтобы олени всегда видели человека, чуяли его.
Атувье улыбался, слушая великого бегуна. Кому он рассказывает, как надо пасти оленей? Ему, который с малолетства отрабатывал долги отца в стаде жадного Вувувье? Но улыбался про себя. Зачем обижать парня? Таким отцом, как Килькут, можно гордитья, ибо его оленное счастье детей и жену сытно кормило. И после его ухода к «верхним людям» тоже кормить будет. Зачем смеяться? Лучше слушать. Оленное дело — очень непростое дело. Вроде все пастухи всё знают про оленей, а живут по-разному.
«Мы с волками мирно живем»,— сказал однажды Тайнав. Атувье насторожился. А Тайнав продолжал: «Когда отец узнает, что у кого-то хвостатые зарезали много оленей, он всегда ругает не хвостатых, а хозяина оленей. Отец всегда напоминает, что хвостатым надо оставлять еду. Зарезал оленя — оставь им кишки, ребра. У нас хвостатые давно оленей не резали»,— похвастался Тайнав.
Знал, знал Атувье и этот закон тундры.
* * *Пять дней кочевали. На шестой день Килькут приказал ставить ярангу на берегу Вывенки. Это отельное место было хорошо известно всем. Старик ожил, повеселел, громким голосом отдавал приказы. Даже кашлял реже.
Все тоже обрадовались. «Наверное, из Килькута ушли злые духи, перестали грызть его тело»,—говорили и домашние, и малооленные люди. Больше других радовался Тайнав. Только зря радовался.
Все теплее становились лучи солнца. Наступала горячая пора. Пастухи отделили важенок в отдельное стадо и отогнали в самое тихое место. Килькут велел забивать мясных оленей, чтобы задобрить духов и накормить досыта семьи оленеводов. Он послал сыновей и еще троих мужчин в соседние стойбища созывать народ на праздник родившихся телят. В самое отдаленное стойбище побежал Тайнав.
Много народу собралось, много яранг было поставлено рядом с ярангой Килькута.
Новый день еще только-только просыпался, когда Килькут повел на поводке свою любимую белую собаку. Собака, до того не отходившая от хозяина, на этот раз упиралась, жалобно повизгивала. Собачье сердце' чуяло беду. Килькут вел ее на восток, туда, куда накануне старший сын Кинин принес небольшое ольховое бревнышко и длинную ровную ольховую палку. Все шли следом за Килькутом и собакой.
Килькут остановился возле бревнышка, развернул собаку мордой на восток, сел на нее. Шея собаки легла на бревнышко. Собака дергалась, но Килькут рукой придавил ее голову.
Наступило самое главное. Килькут громко сказал:
Тут как раз из-за сопок чуть выказалось солнце. Килькут просунул нож под горло собаки и резко подал вверх. Отделив голову, левой рукой поднял ее навстречу солнцу.
Кинин взял у отца собачью голову, просунул в нее палку и воткнул палку в снег. Затем разрезал шкуру собаки от шеи до хвоста, раскрыл тело и сделал на нем подрезы. Это чтобы священные птицы вороны без труда могли поесть мяса.
Потом был праздник. Во всех ярангах горели жаркие костры, в котлах варилось мясо. Все гости хвалили щедрого хозяина. Особенно громко хвалили малооленные люди, которые редко ели оленье мясо.
Мясо ели по правилам. Женщины сначала рубили на мелкие кусочки легкие. Легкая еда — для стариков. Сердце — линглинг, сытная пища — для взрослых мужчин. Глаза отдавали детям, глаза — настоящее лакомство. Самым дорогим гостям варили рэлеиль — язык. Окорочные места, межреберные и плечевые мышцы ели все. Самое вкусное мясо — икроножные мышцы, парак, тоже ели все. На кочевках их отдают в первую очередь пастухам. Почки не варили, их ели сырыми. И конечно, все вдоволь ели пангу — похлебку из крови с сараной и черемшой.
Молодые быстро ели и торопились из яранг. Они устраивали шумные игры, гоняли кожаный мяч, набитый травой, подбрасывали смельчаков на растянутых шкурах, боролись, бросали чауты из рога, которые на длинном ремне кто-нибудь раскручивал вокруг себя.
Килькут был доволен: веселым получился его последний праздник родившихся оленят.
Тайнав, Атувье и Вувун сразу же после первого дня праздника отправились в стадо важенок. Светило солнце, бодрил легкий морозец. Повсюду виднелись следы зайцев, лисиц, горностаев. Особенно много было заячьих следов. Они пересекали еще спящие подо льдами и сугробами речушки, протоки, уходя от них в заросли тальника, в леса. Иногда попадались настоящие заячьи дороги, по которым человек легко мог идти. Еще белели глубокие снега, но высокое синее небо, ласковые лучи веселого солнца говорили, что весна уже просыпается и скоро- скоро начнет потихоньку готовить зеленые нарты, чтобы прикатить на них в страну чаучу.
