Андрей Курков - Львовская гастроль Джимми Хендрикса
— Ты ничего не перепутал? — уставился на товарища Алик.
— Что перепутал? — удивился Аудрюс.
— Ну… пустая голова… трезвый желудок…
— А-а! А я что сказал?! Русский забываю потихоньку, на хуторе по-русски говорить не с кем.
— Так ты и так сказал, что вокруг никого и что ты на хуторе один.
— Вот и говорю, что не с кем! — Аудрюс для убедительности своих слов закивал. — Может, у тебя рижские шпроты есть? — спросил он. — Раньше в каждом доме был запас рижских шпрот!
— Откуда у меня рижские шпроты?! Пошли! — Алик призывно махнул рукой.
На улице пахло сырой лесной прелостью. За негустым частоколом сосновых стволов мелькали машины, несшиеся в сторону Брюховичей.
За спиной у довольно стройных для своего возраста хиппи завелась машина. Алик обернулся, увидел за лобовым стеклом желтого «москвича» лицо соседа по двору. Махнул ему рукой — то ли приветственно, то ли вопросительно.
— Подвезти? — вежливо поинтересовался сосед, опустив книзу половину стекла дверцы.
— Угу, — кивнул Алик.
Они уселись на заднее сиденье, жесткое и немного колючее из-за выпирающих снизу пружин.
Машина выехала на дорогу и повернула налево, в сторону города.
— Вам куда? — полуоглянулся водитель.
— Да, думали в Брюховичи… в чебуречную…
— Не, я на Повитряну, — проговорил сосед и нажал на тормоз.
— Поехали, поехали! — ободрил его Алик, не желавший выходить из «москвича» и снова оказаться на улице перед выбором, который начинал раздражать. — Там, кажется, тоже кафешка есть!
— Да, — оживился сосед. — Кафе «Кафе» на Повитряной, 24! Там такие смешные цены! Зэнык с Ткацкой там недавно на пятнадцать гривен так напился, что два дня на работу не ходил… Его там и спать оставили, вот какой сервис! Попробуй в «Макдональдсе» засни! Ни в жизнь! Вышвырнут, как… как… — сосед-водитель то ли потерял нить, то ли просто одно нужное слово и снова полуоглянулся назад, к своим пассажирам.
— …как тварь последнюю? — предложил свой вариант концовки Аудрюс с мягким литовским акцентом.
— Ага, — кивнул, соглашаясь, водитель.
Возле дома номер 24 по улице Повитряной Алик и Аудрюс выбрались из желтого «москвича».
— Я как назад буду ехать — загляну к вам, — напутствовал их сосед-водитель. — Если что, домой подвезу!
Аудрюс, увидев перед собою вывеску «Гастроном», сразу направился ко входу.
— Эй, нам не туда, правее! — крикнул ему в спину Алик и, когда литовец обернулся, указал ему рукой на малоприметную, но многообещающую, особенно на пустой желудок, вывеску «Кафе».
Внутри было шумно и накурено, а значит — уютно. За каждым столом гудел разговор, пилось пиво, душевно хрустела на неухоженных, но острых зубах сушеная рыба. Легкий мат добавлял энергии этому хору замедленных алкоголем мужских голосов.
— Вон, — Алик ткнул пальцем в правый дальний угол.
Там действительно за столом сидели только двое, а могло к ним присесть еще не меньше четырех!
— Ты иди, садись! Я возьму! — скомандовал Алик и отошел к прилавку, под стеклом которого украшенные вызывающими улыбку ценниками лежали редко портящиеся продукты.
Двое соседей по столу, один в свежевыстиранном ватнике, второй в костюме с галстуком, уважительно приглушили свой разговор, когда Алик поставил на стол два бокала пива и тарелку, на которой бесстыдно соседствовали две котлеты по-домашнему, два соленых огурца и две таранки размером с ладонь.
— Ты мне всё-таки скажи, что думаешь! Наш гэбэшник сказал правду? — спросил Алик, уже усевшись напротив литовского друга.
Аудрюс пожал острыми плечами. Его куртка лежала рядом на лавке, а синий поношенный свитер выдавал недостаточность мясного и жирового покровов костей.
— Ты обе ешь! — Алик небрежно, но уважительно кивнул на котлеты. — Ты теперь в Европе… Там выжить сложнее…
Аудрюс взял котлету пальцами, поднес к носу, понюхал и улыбнулся.
— Может, и правда, — сказал он, глядя на котлету в руке. — Сам подумай! Разрыть могилу в Штатах, отрезать у покойника кисть, запаковать, чтобы не провонялась, перевезти через Атлантику в Литву и оттуда поездами во Львов… Разве хиппи когда-нибудь знали слово «логистика»?!
— А что это? — спросил, остановив глоток пива, Алик.
— Вот видишь, — сказал Аудрюс. — Не могли эти ребята сами такое прокрутить…
— Это в корне меняет многое, — задумчиво протянул Алик и продолжил прерванный глоток.
— Что меняет? — Аудрюс уставился в глаза старому другу.
— Ну… картину нашего мирозданья… Джими Хендрикс был врагом капитализма, и при этом его ценили в КГБ?!
— Послушай, извращенцы есть везде! Мой знакомый голубой диджей из Каунаса однажды так запал на одну барменшу, что чуть не поменял ориентацию! С каждым может случиться! Не только с кагэбистами! Да и этот твой капитан… он какой-то мягкий…
— Ты что, думаешь, он до сих пор за нами…
Аудрюс отрицательно мотнул головой, из-за чего длинная шевелюра чуть не сошлась, как занавес, на его лице, оставив только нос и часть глаз.
— Нет. — Он поправил рукой волосы. — Он романтик. Видно, случайно в органы попал…
— Да, но он сказал, что их там много было, тех, кто помог Москву обмануть и за деньги Москвы привезти нам его гениальные пальцы…
— Остынь! — Литовец взял в руку вторую котлету по-домашнему. — Ты живешь в прекрасной стране, в прекрасном городе, где даже в советские времена кагэбисты любили Джими Хендрикса! Да им памятник надо поставить, вашим гэбистам!..
— Ну, ты тоже романтик! Может, еще рядом с могилой Джими такой памятник воткнуть?!
— Старик, — на лице у Аудрюса расплылась слегка высокомерная улыбка, — ты что, забыл? Make love, not war! Главное в нашей жизни — любовь. И если нас когда-то любили кагэбисты и при этом старались не трахать?! Разве это не прекрасно?!
— Да. — Алик пожевал губы, побуравил взглядом два одиноко лежавших на тарелке огурца. — Видишь, огурчики я взял, а к пиву они никак… Не гармонируют! Я сейчас!
Алик поднялся, отошел к прилавку. Аудрюс задумчиво наблюдал за барменшей, с внимательной улыбкой на лице выслушивавшей высокого длинноволосого клиента. Потом она сняла с полки за своей спиной рифленую бутылку с прозрачной водочной жидкостью. И полилась эта водка в стопочки, голодно уставившиеся своим незакрывающимся глазом в серый потолок.
— Эй, друг, ты не из Винников? — спросил неожиданно Аудрюса мужчина в чистом ватнике.
— Нет, я из Литвы.
— О! — Мужчина в ватнике поднял указательный палец перед своим собеседником. — Я ж говорил, они не наши… они котлеты пальцами едят! Другая культура!..
