Генри Хаггард - Скиталец
— Клянусь Пта, ты очень хороша! — вскричал он. — Я прощаю отцу его мысль сделать тебя моей супругой и царицей!
— А я никогда не прощу ему этого! — возразила Мериамун.
Но Менепта выпил слишком много вина.
— Ты будешь моей царицей, — произнес он, — и поэтому я поцелую тебя! По праву сильнейшего я это сделаю! — и прежде чем Мериамун успела отскочить, обнял ее и поцеловал прямо в губы.
Мериамун побледнела, как мертвец. Сбоку у нее висел кинжал. Она быстро схватила его и ударила им Менепту. Если бы тот не успел отступить, то, наверное, был бы убит. Вместе с этим она крикнула: «Вот тебе, князь, твой поцелуй!»
Ей удалось только проколоть его руку, и я схватил ее и удержал от вторичного удара.
— Змея! — произнес Менепта, побледнев от страха и ярости. — Я еще поцелую тебя, все равно, хочешь ли ты этого или нет! А за рану ты мне дорого заплатишь!
Она тихо засмеялась: ее гнев прошел. Я побежал за врачом, чтоб перевязать руку Менепты.
— Царственная госпожа, что ты наделала? — сказал я Мериамун, когда вернулся к ней. — Ты знаешь, что твой божественный отец предназначил обвенчать тебя с Менептой, которого ты ранила!
— Я не хочу этого, Реи! — ответила она. — Не хочу этого тупицу, который называется сыном фараона. Кроме того, он мой сводный брат, и я не могу быть женой брата. Сама природа возмущается против этого обычая!
— Это нельзя изменить, госпожа! Таков обычай страны и царственного дома, такова воля твоего отца. Боги, твои предки, были обвенчаны согласно этому обычаю: Исида стала супругой Осириса. Великий Аменемхат установил его и за ним все праотцы и весь их род. Подумай только, я говорю это тебе потому, что люблю тебя, как родную дочь, ты не можешь избежать этого, ведь ложе фараона — это ступень к царскому трону. Ты любишь власть, а это ворота могущества. Быть может, хозяин ворот умрет и ты будешь одна сидеть на троне!
— Ах, Реи, ты говоришь, как советник царей! Как я ненавижу его! Ведь я могу руководить им, я знаю это! А наша игра сегодня ночью… Все будущее было на этой доске. Смотри: его диадема на моем челе! Быть может, так должно быть, я отдамся ему, хотя ненавижу его. Я начну новую игру, и ставкой будет жизнь, любовь и все, что мне дорого, и выиграю… Уреус будет принадлежать мне, так же как двойная корона древнего Кеми, и я буду править страной, как Хатшепсут, великая царица. Я сильна, а сильному боги даруют победу!
— Да, — ответил я, — смотри, госпожа, чтоб боги не обратили силу твою в слабость. У тебя слишком страстная душа, а страсть в женском сердце — это дверь, в которую входит безумие. Сегодня ты ненавидишь, берегись, чтоб эта ненависть не обратилась в любовь!
— Любовь! — произнесла она насмешливо. — Мериамун не полюбит, пока не найдет человека, достойного своей любви! И тогда… Тогда любовь ее разрушит все, и горе тому, кто станет на ее пути! Прощай, Реи!
Вдруг она заговорила со мной на другом языке, которого никто не знал, кроме меня и ее, — на мертвом языке мертвого народа Страны Скал, откуда вышли наши отцы.
— Я иду, — произнесла она, и я задрожал при ее словах, потому что ни один человек не говорит на этом языке, когда у него добрые мысли на уме, — я иду просить совета у того… ты знаешь… — она дотронулась до царственного уреуса.
Я бросился к ее ногам и обнял ее колени, крича:
— Дочь моя, дочь моя! Не совершай этого страшного греха! Молю тебя, за все блага мира не буди того, кто почивает в Осирисе, не призывай к жизни то, что мертво и холодно!
Она кивнула головой и ушла…
Старый жрец побледнел, говоря это.
— Что же она задумала? — спросил Скиталец.
Реи закрыл лицо руками и некоторое время молчал.
— Да, не буди и ты того, кто почивает в Осирисе, Скиталец! — произнес он наконец. — Язык мой запечатан. Я сказал тебе больше, чем надо было. Не спрашивай! Вот они идут! Пусть бог Ра и Амен пошлют им свое проклятие! Пусть Аменти поглотит их. Пусть зловещая рыба Собек вонзит в них свои зубы и пожрет их!
— За что ты проклинаешь их, Реи, и кто они такие? — спросил Одиссей. — Я слышу пение и шаги людей!
В самом деле, до них доносился топот ног и слова песни.
— Это проклятые богохульники, колдуны и рабы Апура, — сказал Реи, когда музыка и пение замерли вдали. — Их колдовство сильней нашей мудрости: их предводитель был одним из наших жрецов и изучил тайны нашей мудрости. Они ходят и поют только перед бедой. Еще до рассвета мы узнаем что-нибудь новое. Да истребят их боги! Хорошо было бы, если б царица Мериамун позволила им уйти отсюда навсегда в пустыню, как они желают, но она хочет закалить сердце царя!
ГЛАВА VII. Видение царицы
Наступило молчание. Реи молчал, пока шум и пение не стихли вдали.
— Я должен сказать тебе, Эперит, — произнес он, — чем кончилась история Менепты и Мериамун. Она смирила свою гордость перед отцом и братом, согласившись исполнить желание отца, но заявила свои условия. Ее должны считать во всем равной фараону — такова цена ее руки; и во всех храмах, во всех городах Кеми Мериамун провозгласили вместе с Менептой наследницей короны Верхнего и Нижнего Египта. Торг был заключен, и цена назначена. После этого Мериамун очень изменилась. Она перестала смеяться над Менептой, стала кроткой и покорной его воле. Время шло, и в начале месяца разлития вод назначен был день свадьбы. Побочная дочь фараона с величайшей пышностью была обвенчана с его сыном. Но рука Мериамун, когда она стояла у алтаря, была холодна, как рука мертвеца. Гордо и холодно смотрела она, когда ехала в золотой колеснице через большие ворота Таписа. Только когда она услыхала, что громкие крики народа «Мериамун! Мериамун!» совсем заглушили крики «Менепта!» — она тихо улыбнулась. Холодная, гордая, сидела она в своем белом одеянии на пиру фараона и ни разу не взглянула на супруга, который ласково смотрел на нее.
— Наконец долгий пир закончился, началась музыка, пение, но Мериамун, извинившись, встала и ушла, сопровождаемая своими прислужницами. У меня было тяжело на сердце, я печально прошел в свою комнату и занялся делом, я ведь строю храмы и дворцы в стране! Едва я успел сесть, как в дверь постучали, и вошла женщина, закутанная в тяжелый плащ. Она сбросила плащ: передо мной стояла Мериамун в своем подвенечном платье.
— Не пугайся, Реи, — произнесла она, — я освободилась на один час и пришла посмотреть, как ты работаешь. Не противоречь мне, я люблю смотреть на твое морщинистое лицо, на котором лежит отпечаток мудрости и познаний. Еще ребенком я наблюдала, как ты чертил планы великолепных храмов, которые переживут и нас, и, может быть, наших богов. Ах, Реи, ты мудрый человек, ты избрал себе благую участь и строишь здания из крепкого камня и украшаешь их стены по произволу твоей фантазии. Но я, я строю здание в тайниках человеческого сердца, и моя воля написана во мраке сердца. Когда я умру, воздвигни мне памятник необычной красоты, какого не было никогда, и сделай надпись: «Здесь, в этом храме гордости, обитает измученный строитель его — царица Мериамун:
