Генри Хаггард - Скиталец
— Но странно, почему из всех своих сестер он избрал именно ее? — сказал Одиссей.
— Да, странно, и произошло это удивительным образом! Божественный Рамсес пожелал женить сына. Менепта всячески противился этому, но воля отца — это воля богов. Божественный Менепта был очень искусен в одной древней египетской игре. Это игра в деревянные пешки, очень любимая в Кеми. Конечно, игра в пешки вовсе не женское дело, но Мериамун не хотела уступить своему брату и поручила мне вырезать ей из твердых корней кипариса пешки.
Я вырезал их своими собственными руками, и каждый вечер она играла со мной, а я был лучшим игроком в то время.
Однажды на закате солнца ее брат Менепта вернулся с охоты на львов в очень дурном расположении духа, так как охота была неудачна. Он велел подать вина, выпил его у ворот дворца и стал еще мрачнее.
Направляясь в свои комнаты во дворец, Менепта шел, размахивая своим хлыстом, как вдруг обернулся и заметил Мериамун. Она сидела под большими пальмовыми деревьями и играла со мной в пешки, одетая в белую с пурпуром одежду, с золотой змейкой в темных, как ночь, волосах, прекрасная, как Хатхор, богиня любви, или сама Исида.
Я — старый человек и скажу, что не было женщины прекраснее Мериамун, и нет такой на свете, хотя наш народ толкует об удивительной красоте «Чужеземной Хатхор».
Одиссей вспомнил о рассказе лоцмана, но промолчал.
— Божественный князь Менепта увидал Мериамун, — продолжал Реи, — и подошел к нам. Ему надо было на чем-нибудь излить свой гнев. Я встал и низко поклонился ему, Мериамун небрежно откинулась на спинку кресла, грациозным движением своей нежной руки смешала деревяшки и приказала своей прислужнице, госпоже Натаске, собрать их и унести. Но глаза Натаски украдкой следили за князем.
— Приветствую тебя, царственная сестра! — сказал Менепта. — Что ты делаешь с этим? — он указал кончиком хлыста на деревяшки. — Это не женская игра, и эти деревяшки вовсе не сердца мужей, которыми можно играть по своему желанию. Эта игра не требует большого остроумия. Займись своим вышиванием, и это будет лучше.
— Привет тебе, царственный брат, — ответила Мериамун, — мне смешно слышать, что эта игра не требует остроумия. Твоя охота не удалась, займись же игрой, которую боги помогли тебе преодолеть!
— Это пустяки, — отвечал Менепта, бросаясь в кресло, с которого я встал, — но я хорошо играю и сумею дать тебе «храм», «жреца», пятерых «лодочников» и обыграю тебя. («Храм», «жрец» — так называются в игре деревяшки, Скиталец, — добавил Реи.)
— Я принимаю вызов! — вскричала Мериамун. — Но мы будем играть три раза! Моей ставкой будет священная змейка на моем челе против твоего царственного уреуса. Кто выиграет, пусть носит то и другое!
— Нет, госпожа, — осмелился я сказать, — это слишком высокая ставка!
— Высока ставка или низка, а я согласен, — ответил Менепта. — Моя сестра слишком долго смеялась надо мной. Она увидит теперь, что вся ее женская хитрость не поможет ей превзойти меня в игре, что сын моего царственного отца, будущий фараон, — выше всякой женщины. Я принимаю твой вызов, Мериамун!
— Хорошо князь, — вскричала она, — после солнечного заката ты найдешь меня в моей первой комнате. Возьми с собой писца, чтоб отмечать игру. Реи будет судьей. Но не пей вина сегодня вечером! Иначе я выиграю твою ставку!
Менепта ушел, а Мериамун громко засмеялась. Но я предвидел беду. Ставки были слишком высоки, игра слишком неожиданна. Мериамун не хотела слушать меня, она всегда своенравна.
Солнце зашло, и два часа спустя Менепта пришел в сопровождении писца, найдя Мериамун уже готовой к игре. Перед ней на столе лежала квадратная доска. Он молча сел и спросил, кто начнет игру.
— Погоди, — возразила Мериамун, — надо приготовить ставки!
Сняв с головы царственную змейку, она распустила свои дивные волосы и передала мне свою ставку.
— Если я проиграю, — заметила она, — то никогда не буду носить царственный уреус!
— Пока я жив, ты не будешь его носить! — отвечал Менепта, снимая свой уреус и подавая мне.
Между обоими уреусами была значительная разница. На короне Мериамун была одна змея, а Менепты — двойная.
— Да, Менепта, — произнесла Мериамун, — быть может, Осирис, бог смерти, ожидает тебя, он ведь любит великих людей. Начинай игру!
При этих зловещих словах Менепта нахмурился, но с готовностью начал игру. Мериамун играла спокойно и небрежно. Менепта выиграл первую игру и с криком: «Фараон» умер!» — сбросил пешки с доски.
— Каково я играю! — сказал он насмешливо. — Совсем по-женски: вы умеете нападать, но не защищаться.
— Не хвались, Менепта! — перебила Мериамун. — У нас две игры впереди. Я начинаю!
Вторую игру выиграла Мериамун и, крикнув: «Фараон» умер!» — сбросила пешки с доски. Менепта нахмурился, пока я устанавливал доску и пешки, а писец отмечал игру.
Очередь была за Менептой начинать третью игру.
— Клянусь священными богами, — вскричал он, — я принесу им богатые дары в знак победы над тобой!
— Клянусь священной богиней мести, — ответила Мериамун, — которой я молюсь ежедневно, я выиграю!
— Тебе бы надо клясться головой кошки, — произнес он насмешливо.
— Да, это верно, в особенности если кошка одолжит мне свои когти. Играй же, князь Менепта!
В конце игры после долгой борьбы, когда Мериамун потеряла большую часть своих пешек, лицо ее вдруг озарилось радостью. Казалось, она что-то придумала.
Пока Менепта велел принести вина и пил его, она полулежала в своем резном кресле, не сводя глаз с доски, потом сделала такой удачный ход, так тонко выполнила намеченный ею план игры, что Менепта стал в ступик и проиграл. Напрасно призывал он богов и клялся соорудить небывалый по роскоши храм.
— Боги не слышат тебя! — смеялась Мериамун.
Тогда он начал проклинать все и всех и пил вино.
— Глупцы ищут мудрости в вине, но только мудрецы находят ее! — продолжала она. — Смотри, царственный брат, «Фараон» умер», я выиграла и победила в твоей любимой игре. Реи, слуга мой, дай мне этот уреус, не мой, нет, а двойной, тот который проиграл мне. Я надену его, он мой теперь, Менепта! Я победила тебя!
Мериамун встала, выпрямилась во весь рост и стояла так, освещенная светом ламп, с царственным уреусом на челе, смеясь над Менептой и протягивая ему свою маленькую руку для поцелуя. Она была так прекрасна, что Менепта перестал клясть богов и судьбу свою и удивленно смотрел на нее.
— Клянусь Пта, ты очень хороша! — вскричал он. — Я прощаю отцу его мысль сделать тебя моей супругой и царицей!
— А я никогда не прощу ему этого! — возразила Мериамун.
