Вилли Майнк - Удивительные приключения Марко Поло
— Прощай, Хозяин, — сказал Фань. — Мне было хорошо с тобой. Я сделаю все, как ты велел.
До Ханбалыка оставалось три дня пути. Теперь Фаню уже не нужно было дорогой красть кур и ягнят, но по привычке он все же это делал. Ах, как велика сила привычки! После захода солнца он сел под деревом в стороне от дороги и, убедившись, что никто за ним не следит, расстелил на траве платок. Лошадь и мул паслись поблизости. Мимо галопом проскакал гонец. К седлу был приторочен красный мешок с императорской почтой. Фань подождал, пока всадник не скрылся из виду, вытащил пачку денег и высыпал на платок рубины из мешочка. Они пылали огнем.
— Ах, зачем ты умер… — вздохнул Фань и прикрыл рукой сверкающие камни. — Как же мне теперь поступить, Хозяин? — продолжал он тихо разговаривать с мертвым. — Почему ты не сказал: «Деньги возьми себе, и лошадь можешь взять, а все остальное отдай моим друзьям». Ведь ты мог бы так сказать, а ты сказал: «Возьми, что тебе надо…» Как это понять, Хозяин? Ты же сам знаешь, как много человеку надо. Когда у него появляется рубашка и штаны из полотна, ему хочется иметь шелковую одежду, а когда он ее получает, то уже не может жить в старой хижине, а хочет иметь дом с садом, где росли бы белые акации и инжир — не хуже, чем у господина Ву. Если он построит себе дом на горе, ему тут же понадобится загородный дом в долине, да еще со слугами и служанками, и так далее, без конца… Вот что получается из твоего «Возьми, что тебе надо».
Фань тяжело вздохнул. Он снял руку с кучки рубинов и зажмурился, не в силах вынести их манящего сверкания. Матео рассказывал ему, с каким трудом добывал он эти рубины у его величества царя Бадахшана. И снова в ушах Фаня зазвучал громовой смех его веселого попутчика. Но тут же перед ним встало мертвенно-бледное лицо умирающего, который прошептал ему: «Ашиме принадлежит все, что у меня есть: деньги, рубины, все… Останься с ней и с Марко. Я так хочу… Возьми, что тебе надо. Ты войдешь через Южные ворота, от улицы Тысячекратного счастья, третий квартал».
Послезавтра он увидит стены Ханбалыка. Там есть мраморные дворцы и залы с золотыми колоннами. А людей там столько, сколько рисинок в поле. Но если там так много людей, то, наверно, нелегко найти среди всей этой путаницы улиц и переулков улицу Тысячекратного счастья. Как мог рассчитывать Хозяин, что Фань отыщет эту улицу?
— Ах, зачем ты умер!.. — повторил Фань и открыл глаза. Он снова увидел рубины. Освещенные лучами заходящего солнца, самоцветы вспыхнули, как раскаленные угли, и ему показалось, что они превращаются в огненные капли и по одной падают на его измученное сердце.
На могиле Матео лежат камни, вечный шум потока доносится до вершины скалистого склона, а в небе парят орлы. Вдали от родины, в желтой земле, рядом с маленькой соломенной шляпой покоится капитан Матео. Фань с тревогой оглянулся. Не рассердится ли Матео, если он не выполнит его воли?
По дороге прошел караван верблюдов. Мул Фаня и лошадь объедали листочки с куста. На берегу пруда прогуливалось семейство уток.
— Я знаю, ты видишь все, что я делаю, Хозяин, — сказал Фань. — Ты считаешь, что я должен взять себе половину всего? Что ж, ладно, я возьму половину. А улицу Тысячекратного счастья я уж как-нибудь найду. На этот счет не тревожься. — Фань Гунн-ду с напряжением вглядывался в небо, словно ждал какого-то таинственного знамения.
Он расположился под раскидистым сучковатым деревом. Пели птицы, беззаботно прыгая с ветки на ветку. Что им за дело до душевных терзаний сидевшего на земле человека? Фань вздрогнул, когда что-то упало ему на ногу, но тут же успокоился, убедившись, что этот знак ему подало не небо, а птичка.
Фань разделил деньги и рубины ровно пополам, потом запаковал свои сокровища и с чувством облегчения пустился в путь.
Ночь он провел в городке, куда въехал еще до наступления темноты.
Когда на следующее утро он тронулся в путь, поля на высоту человеческого роста были окутаны густым туманом. Потом взошло солнце, и его лучи разогнали это полупрозрачное серое покрывало. Все вокруг казалось обновленным и сверкало всеми цветами радуги. Навстречу Фаню шел высокий, крепко скроенный человек и вел за руку мальчика. Соломенные сандалии странников были изорваны, а обтрепанная одежда выгорела на солнце.
«Бедные люди, — подумал Фань Гунн-ду, — идут пешком по дороге и, наверное, не знают, удастся ли им съесть за день мисочку риса. Скоро в Катае будет больше нищих, чем крестьян и ремесленников…» У него как будто остался мешочек с рисом. Он увидел глаза мальчика. «Слепой, — подумал он с состраданием. — Такой молодой, а слепой!..»
Он остановил лошадь и спрыгнул наземь.
— Доброе утро! — приветливо сказал он. — Далеко ли до Ханбалыка?
Фань заметил клеймо на щеках путника и вспомнил о тех ценностях, которые вез с собой. Но он тут же поймал долгий взгляд человека с клеймом и прочел на его лице горечь и презрение.
— Вам нечего меня бояться, господин. Я не вор и не убийца. Завтра в полдень вы будете в Ханбалыке.
— Ван добрый, — сказал слепой мальчик.
Фань сам посмеялся над своими опасениями и, бессознательно подражая Матео, обратился к Вану:
— А что ты думаешь, сынок? У нас недолго стать преступником. Поймаешь дорогой курицу, тебя схватят — вот тебе и клеймо. Нынче надо держать ухо востро.
Ван улыбнулся веселой речи этого южанина, но тут же снова стал серьезным и сказал:
— Я кузнец Ван из Ханбалыка. Поверьте, я никогда не делал ничего плохого.
Мальчик вытащил бамбуковую флейту и заиграл песенку.
— Я иду на юг, — продолжал Ван. — Быть может, я найду там какую-нибудь работу.
— Почему ты покинул Ханбалык? — спросил Фань.
— Почему? — мрачно повторил Ван. — Может, мне там не нравится…
Фань почувствовал, что ему не следует переспрашивать. Он молча слушал звуки флейты, но Ван сказал в сердцах:
— Перестань, Ши. Ты дудишь с утра до ночи. Я устал от твоей флейты.
Слепой мальчик оборвал мелодию. Ван тосковал по своей кузнице, когда слышал песни, которые мальчик играл там, во дворе. Ши знал это и поэтому не обиделся.
— Как он красиво играет! — сказал Фань. — Подождите, у меня как будто есть мешочек риса, быть может, он вам пригодится.
— День сегодня хорошо начинается, Ши, — сказал Ван, испытывая какую-то неловкость от великодушия незнакомца. — Благодарим вас, господин. Счастливого пути! — И тихо добавил — Поклонитесь от нас Ханбалыку.
Широкая дорога, с обеих сторон обсаженная деревьями, была разъезжена. Солнце поднялось уже высоко и нещадно жгло согнутые спины крестьян, которые шли за тяжелым плугом или сажали зеленые ростки риса.
