Генри Хаггард - Она. Аэша. Ледяные боги. Дитя бури. Нада
— Взгляни, — сказал Паг. — Вот Хенга, огромный и могучий, и вот Ви, проворный и ловкий. И вот Ви одержал победу и до отвала наестся китового мяса и накормит им всех своих друзей. Вот тебе мой ответ. А теперь я иду готовить Ви к битве.
Паг вошел в хижину и услал Ааку и Фо, чтобы остаться наедине с Ви. Сняв плащ с Ви, он уложил его и натер ему все тело тюленьим жиром. Затем острым кремнем и тонко отточенной раковиной медленно и с трудом стал резать ему волосы, покуда их не осталось так мало, что Хенге не за что было бы ухватиться, да и самые остатки волос он натер тюленьим жиром. Наконец Паг посоветовал Ви заснуть и ушел, унося с собой каменный топор Ви, копье, которым Ви убил волка, и кремневый нож с рукоятью из двух плоских кусков дельфинового зуба.
На пороге хижины он встретил Ааку, которая бродила у входа. Она попыталась войти.
— Нет, — сказал Паг, — нельзя.
— Почему?
— Потому что Ви отдыхает и ему не нужно мешать.
— Значит, безобразное чудище, всем ненавистный Человек-Волк, живущий только из милости, может входить в хижину к моему супругу, а я, его жена, не могу! — яростно воскликнула она.
— Да, не можешь, ибо сейчас ему предстоит мужское дело, ибо сейчас ему предстоит убить врага или быть убитым им, и нечего женщинам подходить к нему, покуда дело не сделано.
— Ты говоришь так потому, что ненавидишь женщин, которые на тебя даже взглянуть не хотят.
— Я говорю это потому, что женщины ослабляют мужчин, потому что женщины жалкими словами убивают в них мужество.
Она отпрыгнула в сторону для того, чтобы проскочить мимо него, но Паг также отпрыгнул и занес копье. Тогда Аака остановилась, потому что боялась карлика.
— Слушай, — сказал он, — ты напрасно бранишь меня и упрекаешь, Аака; я — друг тебе. Но я не виню тебя в ненависти ко мне, ибо знаю причину этой ненависти. Ты ревнуешь ко мне Ви и ревнуешь ко мне Фо; ведь оба они любят меня больше, чем тебя, хотя любят совсем по-другому.
— Любят тебя, выкидыша, урода!
— Да, Аака. Ты, очевидно, не знаешь, что любовь бывает разная. Бывает любовь мужчины к женщине, которая приходит и уходит, и бывает любовь мужчины к мужчине, которая никогда не изменяется. Повторяю тебе, что ты ревнуешь. Еще сегодня я сказал Ви, что, если бы он не взял меня с собой на охоту, но оставил бы сторожить Фою, ее бы не украл и не убил тот зверь, живущий в пещере. И я солгал. Я мог отказаться пойти с Ви на охоту, и он не заставил бы меня идти с ним, ибо знает, что я никогда ничего не делаю без надлежащей причины. Я пошел с ним из-за того, что ты сказала мне; ты должна хорошо помнить свои слова. Я сказал, что Фоя в опасности, что Хенга хочет украсть ее и убить, что лучше мне остаться сторожить ее, а ты ответила, что никогда не позволишь волчьему приемышу охранять твою дочь, что сама убережешь ее. Ты ее не уберегла. Ты выбранила меня, и я ушел на охоту с Ви, и Хенга похитил Фою и убил ее.
Аака повесила голову и ничего не возразила, так как знала, что Паг говорит правду.
— Оставим это, — продолжал Паг. — Мертвецы мертвы, умерли и не встанут. Я сказал тебе мудрые и правильные слова, ты можешь снова выбранить меня, войти в хижину и разбудить Ви. Но повторяю, если ты так поступишь, ты можешь изменить исход боя и обречь почти на верную смерть и Ви, и себя, и Фо.
— А Ви спит? — спросила Аака уже более сдержанным тоном.
— Думается, что спит, потому что я посоветовал ему заснуть, а в таких делах он слушается меня. И прошлую ночь он спал очень мало. Я сказал все, что хотел сказать. Теперь поступай, как знаешь. Путь открыт: ступай, разбуди его, спроси, спит ли он, утоми его бабьей болтовней, расскажи ему, какие сны снились тебе, что ты думаешь о Фое и Ледяных богах, подготовь его этим к бою с Хенгой, силачом и великаном.
— Не пойду, — ответила она, топая ногой. — Ведь, если Ви потерпит поражение, ты будешь своим ядовитым языком указывать на меня как на причину его смерти. Но знай, безобразный отщепенец, помни, Человек-Волк, что, если Ви победит и останется в живых, он должен будет выбрать между тобой и мной, ибо, если ты будешь жить с ним в пещере, я останусь здесь, в хижине.
Паг рассмеялся низким горловым смехом.
— Тогда-то уж наверняка будет мир и тишина. Ведь если Хенга будет убит, после него в наследство останется немало красивых женщин, которые также живут в пещере и, несомненно, не сразу согласятся выселиться оттуда. А впрочем, поступай, как знаешь. Только говорю тебе, Аака, что ты напрасно оскорбляешь меня: ведь, быть может, в скором времени тебе понадобится моя помощь для того, чтобы покинуть этот мир.
Внезапно он перестал насмехаться, перестал качать огромной головой, — он всегда покачивал головой, когда издевался — посмотрел ей прямо в глаза единственным своим глазом (народ говорил, что он видит этим глазом в темноте не хуже дикой кошки), и сказал спокойным и ровным голосом:
— Почему ты издеваешься над моим безобразием? Сам я создал себе свой облик или получил его от женщины? Кто выбил мне правый глаз? Я сам выдавил его или женщина вышибла его, ударив меня о камень? Сам я покинул племя зимой, уходя на голодную смерть, или меня выгнали женщины за то только, что я говорил им правду? Почему ты сердишься на меня за то, что я люблю Ви, который спас меня от жестокости женщин, и люблю твоего сына Фо, зачатого тобой от Ви? Почему ты не можешь понять, что я, несмотря на то, что безобразен, обладаю сердцем большим, чем у всех вас, и мудростью большей, чем мудрость всех в племени, и что эти сердце и мудрость — верные слуги Ви и всех тех, кому Ви прикажет служить? Почему ты ревнуешь меня?
— Хочешь знать, Паг? Потому что ты говоришь правду. Потому что ты для Ви дороже, чем я; потому что ты и для Фо дороже, чем я. Мы с тобой станем друзьями только тогда, когда явится третий, кого Ви полюбит больше, чем он любит тебя. Только тогда, но не раньше.
— Это может случиться, — задумчиво сказал Паг, — а теперь больше не мешай мне, ибо я иду готовить Ви оружие для этого боя и не хочу терять время понапрасну. Ступай в хижину, путь открыт, как я уже сказал, ступай и рассказывай Ви все, что хочешь.
Аака заколебалась, но потом ответила:
— Нет, я пойду с тобой помогать готовить оружие, ибо мои пальцы гибче твоих. Пусть между нами на час наступит мир, а если хочешь, продолжай издеваться, я не буду отвечать тебе.
Паг снова рассмеялся и промолвил:
— Женщины странны, так странны, что даже я не могу полностью понять их. Идем! Идем, ибо острия копья и топора притупились, и связки, удерживающие их в рукоятках, нужно переменить.
Некоторое время Паг, Аака и мальчик Фо, который помогал им, бегая с поручениями или придерживая нужные части, работали над простым оружием Ви, заостряли копье и оттачивали острие топора. Когда топор был заострен до конца, Паг взвесил его на руке и с проклятием бросил на землю.
