Иван Курчавов - Цветы и железо
В комнату вошли трое: два солдата, один пожилой, другой совсем мальчишка, третий был в пальто с облезлым каракулевым воротником.
— Вашего отца пригласил к себе штурмбаннфюрер Мизель по важному делу, — сказал мужчина в пальто, оказавшийся переводчиком. — Мы должны все осмотреть.
— Это обыск? — стараясь быть спокойной, спросила Таня.
— Профилактический осмотр помещения… Видите ли, у нас есть данные, что большевики при уходе из Шелонска оставили в этом доме кое-что важное.
— Тогда и я буду помогать! — беспечно произнесла Таня.
— Нет. Вы будете со мной. Можно приступать, — сказал переводчик по-немецки солдатам.
Они сняли шинели, повесили автоматы на мундиры и начали осмотр. Немцы долго копались в печке, под кроватью, в старом буфете и поломанном столе. «Обыск, самый настоящий обыск! — подумала Таня. — Неужели они узнали?»
…Издали наблюдала она, как Эггерт и Шарлотта уводили людей на казнь. Первое время они возвращались с автоматчиками. Потом стали задерживаться в крайнем доме. Ярость в ней накипала… А тут избиение Сашка: плетка в руках Шарлотты, кровь на щеке друга… И новость, принесенная Никитой Ивановичем: в родном городе Тани целую неделю орудовал Эггерт, — это он совершал казни и истязал людей. Может, и подружку Клаву — сестру Сашка — вешал он после надругательств и пыток… А недалеко от дома, под мостом, спрятан пистолет, полученный от Калачникова. Она, Таня, так хорошо стреляет!..
— Барышня чем-то озабочена? — спросил переводчик. — О чем можно так напряженно думать в ваши годы?
— Я не выспалась, вы меня не вовремя разбудили, — ответила Таня; голос у нее хрипловатый, будто и взаправду она недоспала.
— Это не так существенно! — подмигнул переводчик. — В вашем возрасте надо меньше спать, чтобы не испортить фигуру и быть всегда грациозной.
— За это я не опасаюсь, — ответила Таня, — в нашем роду все были стройными.
Переводчик пустился в пространное рассуждение о том, что такое грация вообще и «три грации» в частности. Он говорил, а руку держал в кармане; один раз на короткое мгновение из кармана показался кончик рукоятки пистолета и исчез. Таня слушала, кивала головой, иногда поддакивала, а думала совсем о другом…
Немцы нашли дверцу в подвал, отбросили ее, она с шумом грохнулась на пол. В подполье не полезли: посмотрели на переводчика, что-то спросили у него. Тот взглянул на Таню.
— Вы уверены, что в подполье никого нет? — спросил он.
— Есть… — Таня притворно вздохнула. — И много…
— Кого?
— Крыс и мышей.
— А вы озорница. Ай-ай! — сказал переводчик. Он предложил спуститься в подвал молодому солдату, а пожилому остаться наверху и быть наготове.
— Наши крысы и мыши мирные, они на людей не нападают, — сказала Таня.
— Это на всякий случай, — пояснил переводчик.
— А мы жили с батькой и не знали, что под нами клад. Давно бы откопали!
Переводчик долго смотрел на нее и сказал:
— Нам вчера стало известно об этом.
«Вчера, после этого случая!» — подумала Таня. Странно: она не боялась. Она уже достаточно переволновалась. Значительно больше Таня боялась, когда спускалась под мост и возилась с пистолетом. А уж совсем сильно испугалась, когда пистолет неожиданно выстрелил. Она сидела и не дышала, уже готовясь к тому, чтобы пустить в дело все пули, оставив последнюю для себя. По мосту кто-то проходил, стуча подковами сапог. Но все смолкло. Она, крадучись, пришла домой и ничего не сказала Никите Ивановичу. Неужели кто-то следил, а теперь донес Мизелю?
Переводчик лег на пол, голова у него свесилась в подвал. Он хочет быть активным искателем «клада». Интересно, что они ищут: пистолет или рацию? А возможно, что-то спрятано нашими при уходе из Шелонска? Но об этом должен знать Огнев, он наверняка сказал бы…
— И вам не страшно? — спросил переводчик, присаживаясь на скамейку и отряхивая пыль с черных подшитых валенок.
— Кого? Мышей?
— Нет. Партизан.
— Они, наверное, не знают, что мы бывшие кулаки!
— А если узнают?
— Тогда сделают капут!
— И вы говорите об этом так просто?! Мне скоро стукнет шестьдесят два, а я умирать не хочу… Впрочем, когда я был молодым, я тоже ничего не боялся. Помню, наступали мы с атаманом Булак-Булаховичем на Шелонск. Забрались у села Клинья на гору. Атаман на белой лошади, она вытанцовывает, как на параде. А я залезаю с биноклем на высоченную тригонометрическую вышку и докладываю, что происходит у Шелонска. В это время снаряд — бах! Одно бревно из опоры вышки, как пилой, срезало. Красивый хвост коня атамана улетел неизвестно куда. Вышка закачалась, вот-вот рухнет. А я одной рукой держусь за перекладину, а вторую с биноклем прикладываю к глазам.
— Вы, значит, очень храбрый? — спросила Таня.
— Храбрость, барышня, уходит вместе с годами. Да-с…
На двор переводчик ушел с пожилым солдатом. В комнате остался молодой.
— Шпрехен зи дейч? — спросил он, присев неподалеку на скамейку.
— Не шпрехаю, — ответила Таня.
Немец молчал, он не спускал глаз с девушки. А Таня не смотрела на него. Ее не допрашивали, и это уже хорошо. «А батьку допрашивают… И кто? Сам Гельмут Мизель, которого еще полковник хвалил как неплохого разведчика. Что он хочет выяснить у кулака Поленова? А если его допрашивают не как кулака Поленова, а как советского работника Алексея Осиповича Шубина? — Внезапная догадка испугала ее. — Вдруг все узнали? Но кто бы мог выдать его? Неужели Петр Петрович Калачников? Только он мог это сделать! И зачем батька открылся ему? Если предал Калачников, он и Сашка выдаст немцам. Бедный Сашок, не жить ему тогда на свете!..» Слезинки выступили на глазах Тани.
Солнечные лучи сняли легкий налет изморози на стеклах. Таня прислонилась к подоконнику и смотрела на тропинку, которая вела в Шелонск. Вернется ли по ней Никита Иванович? Не придется ли и ей идти по этой тропинке в сопровождении автоматчиков? В последний раз?.. А потом их проведут с батькой и Сашком за одинокий домик и расстреляют около часовни… Не сразу, конечно… После пыток и истязаний…
Хотя бы знать, что́ ищут сейчас немцы, какой «клад» их интересует!..
4Если Таня догадывалась о причине столь раннего визита немцев, то Никита Иванович Поленов терялся в догадках. Правда, переводчик очень вежливо сказал, что его просит прибыть штурмбаннфюрер Мизель. Но даже одеться как следует его домой не пустили, сказав, что Мизель ждет и просил не задерживаться. «Мизель просит»! А позади и впереди по автоматчику… На просьбу это не похоже…
В кабинете майор Мизель находился один.
