Сергей Песецкий - Любовник Большой Медведицы
— Ты что, правда… того… этот самый?
— Чего того? — спрашиваю.
— Агент.
Щур прыснул со смеху и говорит:
— Темень у тебя в голове, Мамуте. Это ж мы все вместе «повстанцев» кладем. Понимаешь? Кроем мы их и там, и тут. А его видели, когда их тряс, вот и болтают!
Мамут тряхнул головой, и глаза его блеснули весело.
— Это, братку, за все им! — добавил Щур. — И за Вороненка, и за Лорда, и за то, что шкуры, хамы, скоты!
Выпил рюмку водки и грохнул кулаком по столу.
— Как захотим, так ни одной партии за границу не пустим! Наша граница, не их! Наша и все! Нас трое, их триста, но ни один не пройдет! Ни один!.. Наша граница!
Мамут пил и кивал. Лицо его было, как из камня высеченное, и только глаза — огромные, детские, добрые — смеялись нам, и отражалось в них множество чувств и мыслей, которых сам он никогда бы не сумел выразить словами.
Когда собирались уходить, Щур позвал жену Мамута и сказал:
— Сейчас нет вам от мужа веселья, так?
— А что поделаешь? Я не жалуюсь.
— Хотите торговлю начать или дело какое?
Глаза женщины сверкнули радостно:
— Но с каких денег дело открывать?
— Я дам тысячу рублей, — предложил Щур.
— И я дам, — подтвердил я.
— Я тоже — тысячу, — отозвался Грабарь.
— Как же я вам заплачу? — спросила женщина.
— Не нужно платить! Это для него, — Щур показал пальцем на Мамута. — Только вы уж позаботьтесь о нем, о таком… таком мамонте… Его ж и ребенок обидит. Мир сейчас такой — слабого, доброго, стыдливого зубами загрызут.
Дали мы жене Мамута три тысячи рублей и пошли прочь.
Назавтра Щур принес мне бандероль, присланную на его адрес, но предназначенную для меня. Бандероль была от Петрука, из Вильни. Были там письмо и маленький сверток. А в нем — отличная безардовская буссоль в кожаном футляре. Никогда я даже не думал купить буссоль, хотя вещь для меня была очень полезная и удобная. Теперь мог я безошибочно, среди вовсе незнакомой местности в наитемнейшую ночь найти нужное мне направление.
Вечером долго смотрел на светящуюся стрелку компаса и, растрогавшись, думал о Петруке: «И как ему такое пришло в голову? Значит, все-таки вспоминает про меня! Купил для меня!»
13
Посреди Красносельского леса, километра за три от границы, лежит, пересеченная наискось трактом, огромная поляна. С южной стороны ее — большой, темный, густо заросший деревьями овраг. Здесь часто пробираются «повстанцы». Переходят поспешно поляну, чтоб дорогу сократить, и прячутся в густых кустах на краю оврага.
В ста шагах от левого края той поляны однажды ночью вырос кустик, а за ним — невидимая издали ложбинка. А в нескольких шагах слева, на краю оврага, оказалась копенка сена… Я сидел в ложбине за кустиком, а Щур укрылся в копне. Грабарь укрылся в кустах за несколько шагов от места, где лес подходил к краю оврага. Так устроили мы ловушку, вроде той, какую раньше устроили поблизости от Горани, поймав в нее случайно вместо партии Гетмана шестерых контрабандистов с контрабандисткой.
За час до рассвета заметил я людей, выбирающихся из леса на другой стороне поляны. Торопились они, стараясь побыстрее миновать открытое пространство. Все в черных коротких куртках и высоких сапогах… Приближаются ко мне. Проходят в нескольких шагах от моей засады и подходят к кустам на краю поляны. Вижу: навстречу им, чтоб не подпустить «слонов» близко к краю леса, бежит Грабарь. «Повстанцы» его сперва и не заметили. Потом стали, остолбенелые.
— Руки вверх! — крикнул Грабарь.
«Повстанцы» скопом кинулись влево, к краю поляны.
Из копны выскочил Щур с двумя пистолетами в руках. Крикнул в упор:
— Ложись, не то гранату кину!
Те плюхнулись наземь.
— Руки за спину! — приказал Грабарь.
Я поспешно ощупал их — искал оружие. Потом приказал встать и тщательно обыскал каждого. Мешки со шкурками, которые несли, покидал в кучу. В группе этой были крепкие, рослые мужчины.
— Хорошие б из вас солдаты для Красной Армии! — сказал им, обыскивая.
«Повстанцы» угодливо захихикали. Вдруг крайний из партии заговорил, и я узнал голос Элеганта. Удивительно, что до сих пор его не узнал.
— Хлопцы! Да это же — Щу-ур!
Элегант показал пальцем на Щура, стоявшего в нескольких шагах от копны. У того отвалились плохо приклеенные усы, и контрабандист его узнал. Я побежал к Элеганту.
— Заткнись, а то я тебе сейчас не Щура покажу, а кузькину мать!
Элегант отступил, забубнил плаксиво:
— Пане… товарищи… Владку…
Обыскал я «повстанцев» и отпустил. Но перед тем сказал:
— Вы скажите вашим гультаям в Ракове: граница на замке! Ни одной группы не пущу! Скажите, это за Вороненка и за Лорда, да за то, что с Алинчуками водятся. Поняли?
— Так, поняли, — подтвердили «повстанцы».
Тогда говорю:
— Теперь пошли! Бегом, шмалять по вам буду!
«Слоны» — деру. Выстрелил несколько раз вслед, чтоб не попасть. А Грабарь орал:
— Го-го-го! Держи фартовцев, жиганов, мудаков, жабраков, блатняков, пустозвонов!
Когда отнесли товар на мелину, Щур сказал:
— Ну, теперь и мне хана. Все местечко узнает. Теперь и мне нужно в бега, прятаться.
— Да ничего, справимся! — утешил Грабарь.
А через пару дней учинили на нас охоту. Были мы по делу недалеко от Минска. Ночью полил дождь. До утра управились перейти с Архиерейских лесов в Старосельский.
Задневали в лесу, поблизости от тракта, на девятнадцатой версте от Минска. Промокли до нитки. Перед полуднем дождь перестал и мы развели костер, чтобы согреться и обсушиться. Дым костра мог нас выдать, но мы на это внимания не обращали.
Сторожили по очереди, по одному, сушили вещи у огня, куда подбрасывали большие поленья из кучи распиленного дерева неподалеку. Вдруг вблизи нашего укрытия появились двое пастушков. Хлопцы задержались на минуту, глядя на нас с любопытством.
— Ну, чего вам? — крикнул Грабарь. — Шуруйте дальше!
Пастушки быстро исчезли в кустах. А через час (я как раз высушил одежду и стоял на страже) послышался мне подозрительный шум из леса. Повернул голову влево — и блуждающий мой взгляд наткнулся среди гущи кустов на чьи-то глаза. А к ним дорисовалась черная кожаная шапка с красной пятиконечной эмалевой звездочкой. Но я виду не подал, что обнаружил наблюдение, только пистолет снял с предохранителя и ногу поставил в костер. Коллеги посмотрели на меня удивленно. А я жестами показал им, чтобы одевались быстро. Они оделись, не теряя ни минуты и не покидая укрытия. Я ладонью показал в направлении ближайших кустов. А оттуда доносились шумы все отчетливее и шепот слышался. И слева слышался шум, и справа. Вдруг поблизости залаял пес. Тогда я наклонился и шепчу хлопцам:
