Николай Агаянц - Поединок. Выпуск 2
— Вечно здесь бродить будем? А как же ловля представителей преступного мира?
— Пошли они!..
Воронов остановился возле бойкой лотошницы и купил два слегка расплывшихся от тепла «эскимо». Порций как раз хватило на дорогу до станции метро. Спустившись на перрон, они, с интересом переглядываясь и многозначительно улыбаясь друг другу, слушали, как разновозрастные дети, каждый по-своему, обсуждали увиденное в зоопарке.
Воронов не расслышал, о чем спросила Лариса, не понял и когда она недовольно что-то переспросила. Он, не отрываясь, забыв о детях, смотрел сквозь два стекла переходных дверей между вагонами. Там, в соседнем вагоне, прижавшись спиной к двери, стоял мужчина, и боком, склонившись к нему и что-то страстно выговаривая, стояла Мотя Круглова. Когда до сознания Воронова дошло, кого он видит, какая-то ассоциативная связь узнавания точно подсказала ему и фамилию собеседника. По плечам, по характерному, несколько капризному наклону головы, он догадался, что мужчина — Виктор Мишенев.
Лариса, проследив взглядом, куда смотрел Алексей, саркастически поджала губы:
— Не надолго хватило твоей любви, Воронов! Увидел кудлатую девчонку — и размяк весь!
— Размяк, — машинально повторил Воронов. — Да-да, размяк... Ой, да что я говорю! — он прижался губами к уху Ларисы. — Ты знаешь, кто эта женщина? Диспетчер Мотя, из моего гаража...
Лариса хмыкнула.
— И что тебя так к ней тянет? Версия?
— Версия! Интересна не сама Мотя! Важно, с кем она!
— А с кем?
— То-то и оно! Провалиться мне на этом месте, если широкая спина не принадлежит Виктору Мишеневу. Эх, хотя бы краешком уха услышать, о чем они там воркуют! О чем?
Но шум трясущихся вагонов и толстые стекла дверей превращали разговор в сцену из немого кино.
12
— Так я за вами заеду, — словно уже все решил сам, твердо сказал Мишенев.
— Это, Виктор, ни к чему. Скажите, когда выезд, и я буду в гараже...
— Бросьте! Выезжать будем в три утра. Почти затемно. Надо за Калинин выбраться до того, как малокаботажники свои телеги на дорогу выгонят!
— Всегда так рано выезжаете? — как бы молчаливо соглашаясь с предложением Мишенева, спросил Воронов.
— Не-е, — протянул Виктор. — Это больше от маршрута зависит. По какой дороге едешь. Если по Симферопольке, да еще в курортный сезон, то вылетать, как материковой кряковой утке, надо пораньше, затемно. Иначе полдня потеряешь.
Алексей написал на клочке бумаги свой домашний адрес, и Мишенев удовлетворенно буркнул:
— Знакомое местечко. Совсем по дороге. Буду точно. Не проспите.
Когда полусонный Воронов спустился вниз, в прохладный воздух едва-едва нарождающегося утра, фургон Мишенева глухо урчал у самого подъезда, а водитель стоял на асфальте посреди улицы и, закинув голову кверху, считал этажи — видно, проверял, не спит ли еще пассажир.
— Думал, будить придется, — проворчал он, здороваясь за руку с Вороновым.
Фургон лихо покатил по пустынной улице. Воронов, несмотря на полусонное состояние, успел заметить, что за рулем Мишенев как бы преобразился. И Алексей затих, присматриваясь, в чем это выражается и почему это произошло.
На Мишеневе ловко сидела застиранная ковбойка из шотландки, поверх которой, облегая ладный торс, белела отделочным мехом безрукавка, тоже видавшая виды, на голове цепко держалась маленькая чистенькая кепочка из зеленоватого брезента.
«Ну, конечно, в этой привычной одежде он как бы в своей тарелке. И это само собой разумеется, — рассуждал Воронов, время от времени отрывая взгляд от пустующего впереди блеклого полотна дороги и поглядывая искоса на Мишенева. — Нет, здесь что-то иное. Как он садился на свой облучок, как помог забраться мне! Да, именно в этот момент Виктор показался мне другим».
Воронов мучительно пытался уловить это ускользавшее определение, и Мишенев будто догадался о его муках.
— Особо не спешите о деле думать, — нараспев сказал он, не поворачиваясь от дороги. — У нас с вами времени хватит. Досыта наговоримся — путь предстоит неблизкий...
В эту секунду Воронов четко сформулировал долго ускользавшее определение — просто Мишенев был самим собой. Здесь он жил, здесь работал, и кабина тяжелого трейлера была его домом. Каждое движение подчинено строгой логике целесообразности, выверено до предела, скупо и эффективно.
В манере Виктора вести машину Воронову почудилось нечто, от красивости работы главного диспетчера, только мишеневская работа была более искренней, а потому и более впечатляющей.
Алексей устроился поудобнее на широком сиденье просторной кабины. Она убаюкивающе покачивалась на высокой скорости, словно плыла по легкой зыби.
Засмотревшись на пустую дорогу и думая о своем, совсем не причастном к мишеневскому делу, — о вчерашнем объяснении с Ларисой в зоопарке, — Воронов задремал. Проснулся, кажется, сразу. Но это «сразу» было именно кажущимся.
Во все ветровое стекло машины сияло солнце, стоявшее высоко над левой кромкой леса. Фургон тоже стоял — в очереди перед закрытым железнодорожным переездом. А за рулем сидела только половина Мишенева... Виктор высунулся в окно и беззлобно переругивался с водителем, вышедшим размять ноги из приткнувшегося где-то под капотом «Жигуленка». Воронов его поначалу даже не заметил...
— Вам какой двигатель ни ставь, вы все равно будете при обгонах висеть, как сопли, — говорил Мишенев, и спина его агрессивно дыбилась, хотя в тоне не чувствовалось злобы — скорее легкое презрение. — Не притормози я на том подъеме, сидел бы ты под самосвалом! А знаешь, сколько мне потом горбатиться пришлось, чтобы раскачать эту махину в гору? То-то! А вам что, вы только себя на дорогах и уважаете! И то не очень!
Видно почувствовав, что Воронов,проснулся, он обернулся и, улыбаясь, сказал:
— С добрым утром, Алексей Дмитриевич! Ну и спать вы здоровы! Я тут одного «Жигуленка» чуть не придавил, а вы даже и ухом не повели, — но, заметив смущение Воронова, весело добавил: — Это правильно, что поспали. Одна беда в том — водителю соблазнительно, когда пассажир рядом дрыхнет.
Мишенев был в прекрасном настроении и тому, похоже, не в малой степени способствовала погода: теплый, солнечный, сияющий день.
За переездом пробка быстро рассосалась. Скоростные легковушки ушли вперед. Удрали и газующие нещадно новые лихачевские самосвалы. Они вновь остались на дороге одни. Впрочем, теперь уже не надолго. Нет-нет да из-за спины выскакивали «Волги» или они сами доставали какой-то местный малокаботажный рыдван. Только здесь, в кабине трейлера, Воронов, привыкший ездить в стремительных, ничему не подчиняющихся оперативных машинах, ощутил давлеющее воздействие фактора постоянности скорости.
