Леонид Платов - Дата на камне
Почему-то гитлеровцы двинулись к Гальченко кружным путем, может быть обходя многочисленные лайды, возникавшие у них на пути. Так получилось, что они зашли к нему с тыла и, обнаружив его среди валунов и свай, были поражены этим не меньше, чем сам Гальченко, который поднял глаза и увидел: со всех сторон его обступили черные комбинезоны! Он даже не успел протянуть руку к своей винтовке, как был схвачен.
— Шестой! — возбужденно горланили вокруг него. — Оказывается, русских шесть, а не пять! Здесь прячется их шестой связист! Ого! У него рация? Выбивайте его прикладами оттуда, ну! За ногу хватай, за ногу!.. Так! Тащите его, тащите!..
Лапы у немецко-фашистских десантников были липкие, мокрые. Гальченко охватило омерзение. Ему показалось, что это многорукий спрут вцепился в него, выволакивая из укрытия. Он отчаянно забарахтался, отбиваясь.
— Черт! Он укусил меня, проклятый звереныш! Наподдай ему, Людвиг!
Гальченко швырнули на землю, подняли, опять швырнули, продолжая избивать кулаками, каблуками, прикладами автоматов.
И все время рядом слышен был увещевающий голос:
— Легче, легче! Вы же убьете его! А он нужен для допроса!
Гальченко смутно помнит, что его куда-то волокли, поддерживая под руки. Потом он потерял сознание…
Очнулся Гальченко, лежа ничком на земле. В нос ему бил едкий запах пороховых газов и гари. Значит, его притащили на пожарище?
Кто-то радостно крикнул:
— Я нашел это у него в кармане, господин лейтенант!
Что это нашли у него в кармане? Нет, немцы говорят не о нем. Через Гальченко бесцеремонно перешагнули, как через бревно, причем задели ботинком за ухо. И вот какой отрывистый разговор услышал он над собой, лежа по-прежнему ничком, совершенно неподвижно.
— Покажите! Обрывок карты?
— Да, господин лейтенант. Чудом уцелевший.
— Но где левая ее половина?
— Сгорела, надо полагать.
— Досадно. На этом обрывке только город. Как название его — вот, в верхнем углу? Переведите; Порт назначения? Никогда не слышал о таком порте. А вы слышали? Вы же бывший гидрограф, бывший офицер русского флота.
— Название, вероятнее всего, условное. Иначе указаны были бы координаты.
— Это я понимаю и без вас. Но что скрывается под загадочным условным названием, вот что я хотел бы знать! Город невелик, но, судя по сохранившимся у левого края обрывка обозначениям портовых сооружений, сам порт очень большой. Да, чрезвычайно большой. Первоклассный океанский порт! Ну что же вы молчите? Игарка? Тикси?
— Право, я затрудняюсь, господин лейтенант…
— Подайте мой планшет! Сверимся с картой Арктики. Тикси? Отпадает. Видите, он или оно — как правильно нужно сказать? — в устье Лены, на западном берегу залива Борхай. Сломаешь язык на ваших дикарских названиях! Западном! А тут, на полуобгоревшем обрывке, город явно в северной части залива. Присмотритесь получше! Внизу стрелки: N, S, W, Е, и конфигурация берега совсем не та. Игарка? Тоже нет. Отстоит от устья Енисея чуть ли не на семьсот километров. А этот загадочный Порт назначения отнюдь не на реке. Вот же открытое море! Он на берегу моря, в этом нет никаких сомнений!
— Осмелюсь высказать догадку, господин лейтенант. Она только что пришла мне в голову.
— Ну?
— Это не Игарка и не Тикси. Это новый порт, построенный большевиками совсем недавно, буквально за год, за два до войны. Я бы назвал его двойником Комсомольска-на-Амуре.
— Почему?
— Об этом говорят названия улиц. Обратите внимание: улица Веселая, улица Счастливых Старожилов, площадь Дружеского Рукопожатия! Я рассматривал недавно карты Игарки и Тикси. Улиц и площадей под такими названиями там нет.
— Стало быть, совершенно новый, с иголочки, порт в Арктике, о котором мы до сих пор не знаем? Чем же занималась наша авиаразведка? Во всяком случае, для штаба это очень ценная находка.
В разговор врывается третий голос:
— Разрешите доложить, господин лейтенант? Русский, у которого найдена карта, не умер. Он только ранен. Доктору, кажется, удастся привести его в чувство.
— Отлично. Волоките-ка его поживее в подлодку! Пусть им займется Менгден, на то он и офицер абвера. У них найдется о чем поговорить в связи с этой картой… Что случилось, доктор? Вы хотите что-то сказать?
— Русский матрос, к сожалению, нетранспортабелен. Он умирает. Мы не дотащим его живым до подлодки.
— О, черт! Где он? Дайте-ка ему, доктор, хлебнуть из моей фляжки. Так! Мне нужно задать ему всего один вопрос. Каким временем я располагаю? Сколько минут еще он продержится?
— Минуты три-четыре, от силы пять.
— Достаточно. Коньяку не жалейте, доктор! Коньяк его подбодрит. Дёбблинг, поднимите голову русскому! Выше, выше, болван, иначе он захлебнется!.. Еще глоток! Да он у нас совсем молодцом! Он открывает глаза! Приступим. Переводите! Слушай, матрос, где этот порт? Где он? Координаты его? Координаты Порта назначения, ты меня понимаешь?
— По-моему, он вас не понимает, господин лейтенант. Взгляд у него совершенно бессмысленный.
— Дайте ему еще коньяку! Матрос, мы будем тебя лечить и вылечим! Переведите это! Мы тебя спасем, мы подарим тебе жизнь, а жизнь — хорошая вещь, не правда ли? Но ты должен сказать, где находится этот порт. Далеко отсюда или близко? В Баренцевом море? В Карском море? В море Лаптевых? Еще дальше на восток? Вот карта этого порта! Я поднес ее почти вплотную к твоим глазам. Ты не можешь ее не видеть. Что же ты молчишь? Доктор, почему он молчит?
И вдруг в напряженной тишине раздался сиплый, сорванный голос. Гальченко не узнал его.
Голос негромко, но очень внятно произнес длинную фразу. Это было оскорбительнейшее из флотских ругательств, густо посыпанное перцем, фантастически замысловатое и в то же время точное, в общем, нечто неописуемое по силе экспрессии и по безупречной выразительности. Известное письмо запорожцев султану по сравнению с ним показалось бы невнятным детским лепетом. Умирающий русский матрос вложил столько презрения и ненависти в свой ответ командиру десанта, что тот, если бы понял, застрелил его на месте.
Но, по счастью для себя, командир десанта не знал русского языка.
— Ну, что он сказал? Переведите!
Смущенное бормотание переводчика:
— Это совершенно непереводимо, господин лейтенант. На русском флоте всегда замысловато ругались с привлечением самых неожиданных сравнений. Короче говоря, он обругал вас, господин лейтенант.
— Ничего не сказав о порте?
— Нет, он ухитрился вплести это в свое оскорбление. Я попытаюсь адаптировать текст, конечно, очень сильно адаптировать. В общем, он сказал так: «Тебе, то есть вам, господин лейтенант, туда никогда и ни за что не дойти!» Или не добраться — наверное, так будет точнее?
