Юрий Виноградов - Десятый круг ада
Регина опустилась на мягкий ковер, прижалась щекой к шелковому диванному покрывалу и заплакала, зарыдала, как плакала только раз в жизни — когда умерла мать. И сейчас она снова чувствовала, что теряла что-то очень нужное, очень важное для нее, теряла навсегда, и никогда уже это важное не повторится, не восполнится, не найдет себе замены.
На следующий день она не пошла на свою лесную полянку, где была назначена встреча со Штайницем. Не пошла и в последующие дни, словно забыв к ней дорогу.
13
Связь с Центром через берлинскую квартиру Форрейтола удалось установить сравнительно быстро. Садовник профессора почти каждую субботу навещал в Берлине свою жену и неизменно менял пачки сигарет на натуральный кофе. К тому же неожиданно для Ладушкина появился достоверный источник важнейшей информации из строительного управления. Форрейтол сообщил ему о своем разговоре с сыном, который доверительно рассказал отцу, что ему приходится ежедневно выстукивать телеграфным ключом. Ладушкин слышал от Фехнера, как Рихард совершенно случайно, благодаря дочке профессора Регине, попал в отдел связи строительного управления, он не знал, какое именно задание получил Форрейтол-младший от подполковника Григорьева, да и получал ли вообще, но переданные им отцу сведения были настолько интересны, что он тут же зашифровал их в очередной пачке сигарет. Выходить на прямую радиосвязь Ладушкин не решался. Радиопеленгаторы по указанию оберштурмбанфюрера Грюндлера все еще рыскали по Шварцвальду.
Из центра Федор Иванович получил наконец основные сведения для установления связи с Фимкой. Подполковник Григорьев сообщил радостную весть: Генриху в первом же бою удалось перейти к своим, правда, при этом он получил ранение в руку и сейчас находится на излечении.
Единственная возможность встречи с Фимкой — постараться вызволить его на временные работы в имение баронессы. Ладушкин подсказал Фехнеру, чтобы тот через жадную до дармовой рабочей силы баронессу вытребовал из славянского отряда человек двадцать — двадцать пять на уборку урожая. Ни новый начальник концлагеря, ни тем более оберштурмбанфюрер Грюндлер, разумеется, людей не дадут. Баронесса может их заполучить лишь через доктора Штайница, который вряд ли ей откажет.
Баронесса ухватилась за дельное предложение своего управляющего. Она поехала к руководителю бактериологического центра и вернулась от него вполне удовлетворенная. Доктор Штайниц великодушно разрешил ей использовать при уборке урожая двадцать рабочих из славянского отряда. Взамен баронесса обязывалась дополнительно поставлять свежие продукты для обслуживающего персонала Института по изучению продления жизни человека.
Отто Фехнер на двуколке сам поехал в лагерь № 2, где с помощью приятеля Кампса надеялся отобрать славян. Ладушкин описал ему Фимку…
На следующий день Фехнер сообщил, что Фимку удалось взять в группу, хотя Кампс и не советовал брать этого бездельника-шута, лизавшего пятки врагу рейха, бывшему начальнику отряда славянских рабочих Циммерману. Отто пристроил его на ферму в помощь к девчатам-дояркам, ведь Федор часто ходит осматривать коров баронессы, и их встреча не вызовет у окружающих никакого подозрения.
Вечером во время дойки Ладушкин приехал на ферму на своей двуколке. Старшая доярка Зина по обычаю хотела сопровождать зоотехника, но тот отказался от ее услуг, приказав сделать контрольный замер надоенного молока для доклада госпоже баронессе. Фимку он нашел в дальнем углу коровника.
— А-а, русачок-гусачок? — окликнул его неожиданно появившийся Ладушкин. — Здорово.
— Здрасьте-гутенабанте, ваше бородатое сиятельство! — расшаркался Фимка.
— Везет нам на встречи.
— Как утопленникам.
— Ну, зачем же нам так рано тонуть! — Ладушкин осмотрелся и, понизив голос до шепота, заговорил: — Слушайте меня внимательно, Ефим Петрович Махно…
— Наконец-то нашли друг друга, — радостно улыбнулся Фимка, выслушав сказанный Ладушкиным пароль. — А мы уже думали — труба. Без головы остались после ареста Генриха Карловича. Делать-то чего требуется сейчас?
— Пока ждать, — ответил Ладушкин. Заметив вошедшую Зину, он закричал на онемевшего Фимку: — Работать у меня, работать! Чтоб идеальная чистота была на ферме! А станешь лодырничать — насидишься в карцере…
Теперь, когда у Ладушкина были два помощника, Пальчевский и Фимка, требовалось детально подготовиться к выполнению завершающего этапа операции. Если завод по серийному производству бактериологического оружия они могли взорвать благодаря искусно заложенным в стенах группой Пальчевского толовым «кирпичам», то сама лаборатория, где создавалось это чудовищное оружие, оставалась недосягаемой. Проникнуть туда не представлялось никакой возможности, эсэсовцы охраняли ее как зеницу ока.
Огромный виварий являлся продолжением лаборатории, их разделяла лишь тонкая стена. За ней находились сами испытательные стенды, были сосредоточены запасы болезнетворных бактерий и вся основная аппаратура. Если побольше положить взрывчатки, то стена рухнет, а с ней и все верхние этажи. Но вот вопрос: как положить взрывчатку возле самой стены? Ведь вдоль нее шли клетки с уже зараженными подопытными кроликами — сотрудники лаборатории почему-то главным образом проводили эксперименты на них.
Ладушкин хорошо изучил виварий, разделявшийся на две части. В первой, большой его части располагались животные, которые подготавливались к эксперименту, а во второй, дальней, находившейся в самой лаборатории, — были уже особи, подверженные заражению болезнетворными микробами. Ладушкин сам по нескольку раз в день осматривал животных, подготовленных к опытам, кормил их, а вот подопытные особи полностью выходили из-под его контроля. Там колдовали сотрудники лаборатории, одетые в специальную одежду, с масками на лицах. Корм для всех обитателей вивария, в том числе и для подопытных экземпляров, подавался в полуавтоматических кормушках. Сцепленные поездом по шедшей полукругом узкоколейке, они подавались к клеткам, причем в голове поезда кормушки предназначались для подопытных животных и были окрашены в красный цвет. Остальные кормушки красились в зеленый.
Ладушкин убедился, что с помощью кормушек можно доставить взрывчатку во вторую часть вивария к стене лаборатории. Если приделать второе дно, то в образовавшееся пространство войдет немалое количество взрывчатки. Всего подается тридцать две кормушки, по шестнадцать с каждой стороны. Получается внушительная цифра. Сами кормушки привозились откуда-то с завода, а ремонтировались в имении баронессы, в мастерской по ремонту сельскохозяйственного инвентаря. А почему бы в этой же мастерской не изготовить и новые кормушки? Тем более что требовалось их много, так как приходилось периодически сжигать красные, в которых доставлялся корм для зараженных животных. Баронесса может охотно пойти навстречу, если узнает, что подобными уникальными кормушками будет оснащена и ее кролиководческая ферма.