Рута Майя 2012, или Конец света отменяется - Вепрецкая Тамара

– Часа через два-три, когда все будут накормлены, уеду в Шпухиль на базу. Вы могли бы отдать мне ваши батарейки для зарядки. Вернусь завтра в семь утра и привезу их вам назад.

Ребята переглянулись.

– Не страшно ему доверять? – по-русски засомневалась Марина.

– А что мы теряем? Мы не отдадим ему сдохшие батарейки и останемся без возможности снимать Калакмуль. Он украдет наши батарейки, и мы останемся без возможности снимать Калакмуль, – рассуждал Саша. – Рискнем отдать ему батарейки, и у нас будет надежда на возможность запечатлеть Калакмуль.

– Согласна.

Нелегкое решение принято, и они с облегчением, почти с радостью вручили молодому человеку свои зарядки для батареек.

По извилистой тропке Хосе (так звали хозяина) проводил их до палатки. Все палатки в кемпинге имели забавные имена. Их ночной приют назывался «Chinche» [78]. Хозяин просил их не пугаться: клопов здесь не водится, но тучи комаров – это да, также здесь можно повстречаться с маленькими свинками-пекари, а сон могут потревожить вопли ревунов.

– Ревунов мы не боимся! – гордо заявила Томина.

Саша ухмыльнулся.

Хосе пригласил их на ужин в павильон, где горел огонь. В просторном помещении за одним из длинных пластиковых столов при свете свечи расположились юноша и две девушки. Они поприветствовали вновь прибывших и предложили присоединиться к их компании. Хозяин принес всем рефрескос. За чаркой кока-колы молодые люди познакомились и разговорились. Французы Винсент и Клэр прожили три года в Канаде и теперь возвращались во Францию: на машине ехали через Штаты, через всю Мексику до Канкуна, где собирались продать автомобиль и сесть на самолет до Парижа. Оба превосходно изъяснялись как на английском, так и на испанском языках. В Сан-Кристобаль-де-лас-Касас в отеле они познакомились с канадкой Софи, которая разъезжала по Мексике совершенно одна. Они подружились и поехали втроем. Со своими попутчиками Софи общалась на французском. По-английски она говорила плохо, хотя и понимала, что говорят. Испанский она тоже знала плохо и сбивалась на португальский: она некоторое время прожила в Бразилии. Однако с русскими общий разговор пошел на испанском.

– Софи, а не страшно совсем одной? – посочувствовала Марина, очевидно, уже забыв, что до знакомства с Беловежским собиралась обозревать эту страну в гордом одиночестве.

– Жить в принципе опасно, – улыбнулась Софи. – Я обожаю путешествовать одна. Но я рада компании Клэр и Винса.

Вскоре к ужину подтянулся высокий, красивый, седой мужчина в летах, тот, что писал что-то за столиком. Это был американец Джеймс. Его ломаный испанский мешал ему активно включиться в беседу, и разговор пошел на английском.

Хосе в сопровождении молодой женщины начал разносить ужин. Небольшие круглые лепешки, похожие на оладьи, сальса, фасоль и мелко порубленное мясо с луком.

– Как аппетитно пахнет! – протянул Беловежский.

– Здесь очень вкусно кормят, – откликнулся американец. – Можете мне поверить. Я здесь уже три дня живу.

– И это очень кстати. Мы голо-одные, – протянула Марина.

Саша, мыча от удовольствия, уплетал лепешку.

– Вам нравится? – обрадовался мексиканец. – Мы с женой готовим здесь на открытом огне, на очаге. Все продукты натуральные и свежие. Приятного аппетита!

За трапезой все повеселели, завязалась непринужденная беседа, языки развязались даже у тех, кто не очень ими владел. Звучали шутки, смех – признаки легкого общения. Джеймс оказался профессиональным фотографом из Денвера. В свои шестьдесят три года он перемещался по Мексике на велосипеде, делал фотографии и писал статьи об этой поездке в специальный журнал по велоспорту. Он заметил, что вновь прибывшие легко переходили с испанского на английский и обратно, и поинтересовался, откуда они.

– Они русские, – поспешил ответить Винс. – И представляете, очень приятные и жизнерадостные собеседники. Мы и не подозревали, что с русскими можно так запросто общаться.

– Мы догадывались, что к России особое отношение в других странах, – усмехнулся Беловежский.

Джеймс заулыбался и покачал головой:

– Пожалуй, я рискну вам открыться. В далеком детстве нас с братом пугали, что может начаться война с Советским Союзом. Мы страшно боялись, что вот-вот придут русские и…

– С медведями, – расхохотался Саша.

– Не, лучше на медведях, – пошутила Марина и добавила: – Хотя справедливости ради надо сказать, что папа рассказывал мне, как в детстве он тоже испытывал ужас от мысли, что придут американцы и начнется война.

– Так что вы с Джеймсом квиты, – подхватил Винс. – А вот медведи – это интересно.

– Однако придется вас огорчить, – скорбно проговорил Александр.

– Что такое? – встрепенулись Клэр и Софи.

– Медведи не гуляют у нас по улицам, – патетически пробасил он.

– Не-ет? – имитируя страшное изумление, воскликнул Винсент. – Какая жалость!

Девушки прыснули. Все развеселились.

– Ваш английский превосходен. И насколько я понял, испанским вы тоже владеете свободно. Откуда такие знания? – полюбопытствовал американец, обращаясь к Саше.

Беловежский ответил, и, когда выяснилась его специализация, все пришли в неописуемый восторг. Посыпались вопросы. Началась самая настоящая лекция по майя, которую Александр прочитал на большом подъеме. Много лапши про цивилизацию майя повисло на ушах слушателей в эту незабываемую ночь. Особый интерес проявлял Винс. Глаза его горели. Он слушал с увлечением, ловил на лету новое, стараясь выяснить то, что недопонял, и даже запомнить только что услышанное.

Томина с пристрастием наблюдала за реакцией слушателей. Улыбка не сходила с ее уст. Она испытывала невероятную гордость за любимого человека. Она любовалась его лицом, таким одухотворенным и загадочным в этом мерцающем свете свечи. Она заслушивалась его голосом, таким проникновенным в этой тишине на фоне неясного шума сельвы. На мгновение она теряла нить повествования, просто наслаждаясь его тембром, эмоциональными всплесками вдохновенного рассказчика. И снова возвращалась, пробужденная очередным вопросом увлекшегося Винса. И теперь уже ловила каждое слово, как драгоценные капли алмаза, выкладывая из них важную, запоминающуюся картину, навсегда запечатленную в ее памяти.

– Мы же все завтра едем в Калакмуль, – обрадовалась Клэр, когда Беловежский заговорил о Канульском царстве и упомянул Калакмуль.

– А я там уже побывал, два раза, – констатировал Джеймс. – Но завтра поеду снова. Там меня многое интересует. Замечательна и дорога туда. Я уже сделал фотографии различных обитателей местной сельвы. А вчера, похоже, мне посчастливилось увидеть ягуара. Очень издалека, но, если увеличить фотографию, силуэт этого здешнего красавца не оставляет сомнений.

Поднялась новая волна всеобщего возбуждения. Каждый ожидал что-то необычное, что-то свое от встречи с Калакмулем. И вдруг Марина громко отчеканила, словно уязвленная тем, что все уже забыли о превосходном выступлении Беловежского:

– Александр занимается именно историей Калакмуля.

Секундная тишина – осознание услышанного – и радостный возглас Винсента:

– Так у нас завтра есть свой гид!

– Да, Александр, вы же расскажете нам завтра о Калакмуле? – поддержала Винса Клэр.

Саша смутился, укоризненно посмотрел на Марину. Попытался отшутиться, дескать «я не волшебник, а только учусь», но пообещал поделиться тем, что знает. Американец задумался, выразительно взглянул на Сашу, потом на Марину. Казалось, его терзали какие-то сомнения. Но он не озвучил их, а, извинившись, откланялся, сославшись на ранний подъем и тяжелый день.

Со стороны кухни появился хозяин. Он вел за собой двух мужчин. Явно не расположенные к общению, они лишь буркнули невнятное приветствие и устроились за дальним столиком. Похоже, это были мексиканцы, возможно, знакомые хозяина, который несколько минут посидел с ними за столом и вернулся на кухню.

Молодежь не собиралась расходиться. Софи по-испански неожиданно поинтересовалась у Марины, чем та занимается, вспомнив, что и Марина, по словам Александра, выпускница университета. Разговор опять пошел на испанском: видимо, он был более понятен Софи. Томина рассказала и о своей специализации, и об увлечении Мексикой, и о своем задании.