Патрик Вудхед - Запретный храм
Свет проникал в Большой храм сквозь высокие окна по обеим сторонам позолоченной двери. Ночные факелы все еще горели, но их пламя поблекло в лучах утреннего солнца, залившего набитое людьми помещение.
— Не обманывайтесь, — продолжал Рега, напрягая голос, — никакой он не великий лидер. Он просто гниет в своих покоях, следуя собственному пути, а наш священный монастырь тем временем разрушается. И даже сейчас, когда китайцы на пороге, он ничего не предпринимает!
Настоятель стоял перед возвышением, облаченный в грубую коричневую одежду совершенной жизни. Хламида была порвана на груди, из-под нее виднелись худые плечи и неестественно белая после многих лет добровольного заточения кожа. Голова опущена, глаза закрыты. А Рега над ним продолжал произносить обвинительные тирады.
Вот уже почти час шло это публичное поношение, и Рега своими речами приводил собравшихся в неистовство. Когда настоятель только появился, в Большом храме воцарилась тишина. Монахи с изумлением смотрели на оборванного, грязного старика с опущенной головой. Неужели это их священный лидер?
Но по мере того как обвинения Реги нарастали, аура неприкосновенности, окружавшая прежде настоятеля, рассеялась, чему способствовали и презрительные выкрики молодых послушников. Они толпились вокруг возвышения, ловя каждое слово Реги и требуя действий.
Дорже, стоявший у стены, был полон отчаяния. Он беспомощно смотрел на море издевательски усмехающихся лиц, на всю эту невероятную сцену, разворачивающуюся перед ним. Почему молчит настоятель? Почему не отринет глупые обвинения и не вернет себе власть в монастыре?
Дорже увидел, как толпа монахов снова подалась вперед. Их набилось в храм более пяти сотен, они кричали и толкались, чтобы занять место, откуда лучше видно, а их старейшины, как и Дорже, стояли по углам. Они хранили молчание, потому что за хаосом и шумом их все равно никто бы не услышал.
И вдруг Дорже понял. То же самое чувствовал и настоятель. Даже если он попытается возразить, никто не услышит.
По храму гулял ветерок. Дорже посмотрел на дрожащее пламя свечей. Тут золоченые двери открылись и на свет вышли двое. Он увидел длинные черные волосы Шары и мальчика, цепляющегося за ее руку.
Дорже поспешил к возвышению, не без труда протолкался через толпу монахов и наконец добрался до выстроившихся в ряд горнистов.
— Возвестите прибытие! — приказал он, перекрывая гвалт.
Горнисты в смятении посмотрели на него.
— Делайте, что я сказал! — крикнул Дорже.
Мгновение спустя серебряный горн выдул долгую дрожащую ноту. Шум стих, Рега повернулся посмотреть, что происходит.
— Кто велел играть? — громовым голосом спросил он, но Дорже уже поднимался на возвышение.
Он смело шагнул вперед.
— Тишина! — прокричал он, показывая на дверь. — Тишина, перед вами панчен-лама —1 законный правитель Тибета.
Все смолкли и повернулись к дверям, где Бабу медленно выскользнул из рук Шары. Он неуверенно встал рядом с ней, переводя карие глаза с одного лица на другое.
— Значит, мальчик вернулся, — прошептал Рега, поворачивая голову.
Шара за руку повела Бабу вперед под усиливающийся шепоток толпы. Монахи расступались, освобождая дорогу к возвышению и мраморному трону настоятеля. Бабу прошел сквозь толпу, аккуратно ступая войлочными сапожками по полу громадного храма. Он тонул в тяжелой козьей куртке, так что подбородок едва виднелся из-за мягкой шерсти, а над ним сверкали глаза, которыми он рассматривал монахов.
Когда они приблизились, Рега поднял палец.
— Мальчик действительно реинкарнация панчен-ламы! — крикнул Рега. — Он находился в монастыре, и настоятель скрывал его. Он обманул нас. — Рега подошел к краю возвышения. — Слушайте меня, братья. Я возьму мальчика и возвращу ему законную власть. Я посажу его в Шигадзе и верну нам нашу страну.
Когда Шара и Бабу остановились перед послушниками, из толпы послышались одобрительные крики. Шара взирала на Регу в золотой мантии с дхармачакрой в руке и не могла поверить в то, что случилось за время ее отсутствия. Выходит, Рега захватил власть в монастыре.
— Китайцы идут, — прошептала она. — Мы должны эвакуировать монастырь.
Прежде чем настоятель успел ответить, Рега, услышав шепот Шары, обратился к толпе.
— Час настал, братья! — взревел он. — Китайцы нашли нас. Пора сразиться!
В этот момент настоятель наконец поднял руку, пытаясь перекричать всеобщую панику.
— Нет, мы не можем отвечать насилием на насилие. Мы должны эвакуировать монастырь, уйти еще дальше в горы…
— Сражаться! — снова прокричал Рега, выбрасывая вверх руку. — Гелтангу пора возглавить революцию и победить китайцев! Мы должны сражаться!
Монахов обуяла жажда деятельности, они ринулись к дверям. Глаза их были широко открыты, они воздевали вверх кулаки, подражая Реге. Некоторые держали в руках тяжелые медные подсвечники, другие разломали невысокое ограждение вокруг возвышения и вооружились толстыми деревянными палками. Они двинулись к дверям храма, готовясь смять любого, кто окажется на пути.
В шуме был слышен голос Реги, призывавшего их сражаться до последней капли крови, тогда как увещевания настоятеля совсем затерялись в общем гвалте.
Бабу сел на пол перед возвышением. Он глубоко вздохнул и, заведя ногу за ногу, принял позу лотоса, положил руки на колени и начал тихо мелодично напевать. Слова срывались с его губ, глаза были закрыты, на лице появилось выражение полной безмятежности. Среди всеобщего шума и смятения его спокойствие привлекло внимание находившихся рядом.
Настоятель смотрел на него с недоверчивой улыбкой. Потом он подошел к мальчику и сел рядом, несколько мгновений глядя в лицо Бабу, а потом закрыл глаза и затянул ту же заунывную мелодию. Их головы раскачивались в едином ритме, слова лились тихим ровным потоком.
Толпа монахов, образовав у возвышения полукруг, взирала на них, раздираемая между истерикой молодых послушников и неожиданным спокойствием мальчика и настоятеля. Дорже протиснулся к возвышению и присоединился к ним. Его примеру быстро последовала Шара, усевшись рядом с Бабу. Некоторые из старейшин тоже опустились на пол, подхватывая песнопение. К ним подходили все новые и новые монахи.
Голоса сливались, образуя устойчивый противоток окружающей панике. Рега на возвышении вертел головой из стороны в сторону.
— Это что еще значит? — прокричал он, пытаясь понять, откуда доносится песнопение. — Китайцы на пороге. Вы не можете сидеть и молиться.
Вскоре в огромном храме началось движение в обратную сторону, потому что монахи оглянулись и увидели на полу растущий кружок братьев. Одни просто безмолвно смотрели, другие стали присоединяться к молящимся. Храм постепенно заполнялся сидящими плечом к плечу монахами, и все раскачивались в едином ритме.
