Алексей Панихин - Хроники Ледяного Королевства
— Ты, навечно проклятый, заключенный собственным заклятием, Избранник Феникса, носитель бремени выбора и решений Творца, — Длань Мироздателя! — звуки смолкли, и даже Краканур замолчал, стиснув ужасные клыки, лишь громогласное обращение человека расползалось по закоулкам Холодных Гор, словно оглашалось громкоговорителем, — Я, Эш Кичум, ментальный тренер третьего порядка, слуга храма Дигнатеру при мастере Ментале, изумрудный страж покоя Рейквейзы, носитель серебряного щита Великих, — призываю тебя к ответу! Помоги мне… покажись!
Тусклое сияние охватывало странные и притягательные граненые контуры фигуры Кичума, заполняло прожилки и рельеф сводов по мере того, как ближе становилась Сфера и сердце человека. Рука медленно подносила бездну Силы, — лицо юноши искривилось в жестокой ухмылке. Краканур взревел еще громче, чем когда либо, — как мог быстро, зашагал к дерзкой добыче. Когда же «они» соединились, свет перескользнул на руки ментала, постепенно захватывая в свои мягкие объятия и поглощая их. Когда же все стихло, место, где стоял юноша, освещалось лунным светом сквозь пробитый потолок… но его там уже не было… Хищник остановился, — жертва была позади… Но, это был уже не он. Это был кто-то, кто до поры прятался внутри, некто чужой и страшный, стремительный и опасный — кто-то, кто целиком и полностью подчинил волю, погасил разум, завладел сознанием. Лицо… оно было другим. Его руки могут легко и ловко, безжалостно обрывать жизни. Эш был здесь, там, теперь на втором плане и чувствовал брызги соленой крови на губах, и чужой животный панический ужас, и тяжелый железистый запах. С каждой секундой количество эмоций уменьшалось и уменьшалось. Он подпрыгнул, уходя от удара, развернулся и ловко всадил покореженный нож меж жилок плоти, — приземлился ловко и бесшумно, улыбнулся… как раз рядом с клинком Вериссов. Лиравель лежал совсем рядом. Как-то неуверенно, с опаской, Кичум поднял его, сжал рукоять… огромный двуручник. Он мог удержать его только обеими руками, и сражаться… нет, наверное не смог бы долгое время создавать живописные пируэты, взмахи и кульбиты с такой «чумой» в руках. Но… один удар, единственный и верный, его тело позволяло. Си-Кафа облизал губы, в глазах Эша сверкнул недобрый огонек:
— Эстрагион! — закричал он и отпрыгнул прочь, едва избежав удара длинной лапы, взъерошившего ему волосы. Ловко, как молодой Вивайл, пробираясь между островками, юноша миновал огромное расстояние, так и не попав под смертоносную мощь Младшего Бога Хелиадора, — он оказался совсем рядом, резко затормозил… резиновая подошва проскользила по льду, — черный поток просочившейся силы вырвался из тела ментала… воткнувшись в плоть стоявшего перед ним зверя. Эстрагион принялся дергать шеей, постоянно наклоняя голову, словно отвешивал поклон за поклоном и не знал, не ведал, как это сделать лучше. Си-Кафа гордо поднялся с колен, сжал рукоять крепче:
— Отправляйся в недра гор… ты будешь нужен гораздо позже! Иначе… иначе я убью тебя, и не ведать тебе прощения Сильваноса! — проговорил медовый голос, интонация которого обещала все — от наслаждения до смерти. Он был сух. Он был подобен песку, который касался не тела, но души, хотелось от него просто спрятаться. Он сдавливал горло и не давал ничего ответить, царапая острыми когтями изнутри и лёгкие. Настоящая мука… Краканура даже становилось жалко. — Отвечай, Бог!
Но он продолжал сопеть и выдыхать кровяные облака из собственной, уже пробитой груди… лениво отступал назад и не смел поднять взгляд…
— Тогда умри… — в спину, — невероятным образом юноша тотчас оказался над своей жертвой, — вонзился клинок. Боль пришла не сразу, но если Боги её и чувствуют, то Краканур почувствовал её не сразу. Почти с безразличием посмотрел он на окровавленный клинок, торчащий из пробитой с другой стороны грудины, и на кровь, льющуюся далеко вниз. Смерть была для него избавлением от бессмысленного теперь существования и единственной надеждой на встречу с Аспектами… Си-Кафа хладнокровно выдернул клинок и, оттолкнувшись от головы Эстрагиона, взлетел. Он весь был сама Тень, даже Лиравель был окутан черным огнем ужаса и отчаяния, — с трудом, на свет пробивалось его истинное сияние Жизни, но оно глохло и задыхалось перед безликим натиском. Чудовищу стало тяжело дышать, в глазах потемнело. Он попробовал встать, но не смог; лапы уже отказывались повиноваться. Он тяжело провалился под лед, из последних сил хватаясь когтями за оставшиеся на плаву льдины, — изо рта вылетели брызги крови. Умирающий, он все-таки сумел выбраться обратно и ползком, оставляя на льду кровавый след, подобрался к Си-Кафе и заглянул ему в лицо. Фигурка Эша едва доставала его ротовых лопастей… На лице Эстрагиона не было ни страха, ни страдания, только спокойно-обреченное выражение. Могло показаться, что в глазах человека промелькнула жалость или даже состраданием, — он сделал шаг ближе:
— Ты ничтожество, передай Фениксу мой пламенный привет!
Слегка подпрыгнув, юноша оторвался от земли на добрые восемь саженей, оказавшись прямо напротив огромного зрачка, в котором застыло мрачное принятие неотвратимого рока. Лиравель пробил это зеркало насквозь… Результат не замедлил себя ждать, — рана выплеснула на изумрудные с серебром покровы одежды настоящий кровавый залп, приземлившись, Си-Кафа не успокоился и продолжил экзекуцию. Вспыхнув в свете луны, легендарный клинок играючи скользнул по шее зверя, рассекая артерии. Это был уже совершенно не нужный удар… Теперь, вместо фонтана крови на землю упало несколько черных капель, — кровь в жилах стремительно затвердевала, и Дух не мог этого не знать. Раздалось шипение, — Лиравель загорелся багровым пламенем, что в купе с черным сиянием самого мечника, напоминало уже апокалипсическую картину весьма трагичного будущего, — по пещере поплыл запах горелого мяса. Лезвие наконец-то скрипнуло, царапая кости черепа. И тут лед истончился окончательно и огромная туша сорвалась вниз, погрузившись в воду почти полностью, — торчал лишь самый кончик его отвратительного горба, покрытого вонючим сизым мехом. Сразу после этого, Кичум упал на колени, черное сияние исчезло, с глухим хлопком, наполнив комнату ослепительным алым светом и обдав давно не дремлющего Мьюту волной жара, от которого заслезились глаза. Краканур тем временем упал на дно и словно вытянулся, — массивная нижняя челюсть отвисла, покрытый язвами язык свесился набок. Кичум переводил дыхание, хаотично искал глазами вокруг сферу… с ужасом нащупав её в карманах своей мантии. Мьюту подошел внезапно… поднял с земли клинок и спрятал за спину, показав лишь эфес из-за краешков необъятной своей мантии.
