Александр Беляев - Взлетная полоса
— И так бывает? — удивился Сергей.
— А ты думаешь, только американцы по десять лет свои самолеты конструируют? А у нас все с первого захода получается? — усмехнулся Бочкарев.
— Нет, не думаю, — смутился Сергей и больше до конца пути в разговоры не вступал. Мрачное, сумбурное настроение, накатившее на него, как тяжелая волна, еще в пятницу, так по-настоящему до конца не рассеялось. Ведь с Юлей он не встретился, не поговорил и не восстановил хотя бы тех отношений, которые были между ними до его возвращения. Он знал по опыту прошлых подобных размолвок, что у него теперь плохое настроение будет не день и не два, оно будет мешать ему работать и не даст отдыхать. Но что он мог поделать? Об Ирине он почти не думал. А если и вспоминал, то лишь мельком, не выделяя ее из общей цепи событий последних дней. И не удивлялся этому. Знал, так бывает. Случается в жизни что-нибудь этакое, необычное, яркое, что вроде и взволнует, всколыхнет душу, даже вызовет в ней отзыв. Но пройдет совсем немного времени, и это яркое забудется иногда вовсе, а иногда оставит о себе хоть и приятное, но лишь призрачное, как сиреневая мгла белых ночей, воспоминание.
В Есино, уже на месте, в инженерном домике, Бочкарев спросил Сергея:
— С чего начнешь?
— Покажите чертежи. Надо знать, как вы завершили дело, — попросил Сергей.
— Резонно, — не стал возражать Бочкарев, извлек из вместительного сейфа и выложил на стол тугой рулон ватмана. — Здесь все.
Сергей углубился в чертежи. Читал он их не очень быстро. Ему в этом деле явно не хватало практики. Но разобрался во всем безо всякой посторонней помощи. И даже, как ему показалось, сумел различить то, что внес в конструкцию Окунев и что не обошлось без руки Бочкарева. Зато с цифрами он справился куда как скоро. Математические выкладки, формулы, расчеты он глотал как упоительную поэзию. Легко мог бы подметить ошибки, нашел бы места, которые требовали более веской доказательности. Но его коллеги по группе потрудились очень добросовестно. И никаких вопросов их работа у него не вызвала. Все было так, как задумано, оговорено, согласовано.
«Фотон» создавался как прибор нового поколения. И в отличие от своих более ранних собратьев должен был стать качественно новой ступенью в развитии приборов ночного видения. В нем применялось многое такое, от использования чего ожидался большой эффект. Но это было еще не все. Особенности «Фотона» вовсе не ограничивались только этими техническими новинками или даже примененными в нем оригинальными конструкторскими решениями. «Фотон» не был просто прибором. В сущности, это была очень сложная система, способная не только воспринимать изображение в темноте или в условиях ограниченной видимости, но умеющая передавать полученную информацию на свой аэродром и одновременно записывать ее для контроля на особую пленку. Сергей смотрел на чертежи, испытывая смешанное чувство удовлетворения и ревности. Удовлетворения — от того, что нашел в них воплощение всех своих мыслей. Ревности — по той причине, что многое было сделано без него. Когда он уезжал, большинство узлов существовали как бы сами по себе. Теперь же все они были объединены в одно целое.
На этом заключительном этапе работы, завершившемся сведением всех разрозненных компонентов схемы в одно общее, особо проявился талант и опыт Бочкарева. Сергей всем нутром чувствовал, что мог бы многому научиться у него в этот период, и сейчас больше чем когда-либо жалел о том, что Кулешов сорвал тогда его с работы здесь и отправил «латать дыры» в Речинск. Досада по этому поводу была большой и серьезной. И ощущалась тем острее, чем глубже вникал он в чертежи. Потом неожиданно появилось беспокойство: «На бумаге все гладко. А как окажется на деле?» Бочкареву словно передалась эта его мысль.
— Что скажешь? — дождавшись, когда Сергей закончил просмотр последнего листа, спросил он.
Сергей ответил откровенно то, что думал:
— Вроде все на месте. А в общем, как говорят медики, вскрытие покажет.
Бочкарев добродушно усмехнулся:
— Они еще говорят, что предупредить болезнь легче, чем ее лечить.
— Тоже правильно, — согласился Сергей.
— Ну а раз правильно, иди в ангар, посмотри еще там, может, и придумаешь что-нибудь.
Сергей вышел на улицу. Полетов в этот час не было, и над городком стояла томительная тишина знойного летнего дня. Сергей обогнул инженерный дом, миновал перекресток, зеленой, тенистой улочкой прошел к летному полю. Аэродром выглядел непривычно. Когда Сергей уезжал отсюда в Речинск, он был покрыт снегом невероятной чистоты и искрился под солнцем миллионами разноцветных блесток. Теперь на нем буйствовали травы. Над ними, как колокольчики, тут и там висели жаворонки, оглашая воздух звонкими прерывистыми трелями. Лишь взлетно-посадочная полоса, не меняющая своего облика ни зимой, ни летом, ни осенью, ни весной, выглядела все той же застывшей каменной рекой, незримо мчавшейся мимо командно-диспетчерского пункта, мимо домика, в котором отдыхали пилоты, и терявшейся из глаз где-то у кромки леса.
Вид аэродрома почему-то успокаивал. И Сергей почти уверенно подумал, что все должно быть хорошо, что испытания должны пройти успешно. С этой мыслью он и появился в ангаре, где стояла спарка, на которой монтировали «Фотон». Возле нее копошились люди. Тут был Окунев, Заруба, еще несколько человек из КБ и еще кто-то, кого Сергей не знал. А сам самолет, точнее, передняя часть его фюзеляжа была полуразобрана и очень напоминала взлетавшего жука, у которого взъерошились не только крылья, но и подкрылки.
— Где ты запропастился? — вопросом встретил его Окунев.
— Смотрел чертежи, — ответил Сергей.
— Что их смотреть? Тут давно уже все перемешалось: начнешь сравнивать — ничего не найдешь похожего, — вмешался в их разговор Заруба.
— Шутишь? — не поверил Сергей.
— А ты залезай сюда, — пригласил Сергея в кабину пилота Заруба.
— Подожди. Дай я его познакомлю с кем надо, — остановил Остапа Окунев. — Дальше вкалывать вместе будем. Вон, например, старший по самолетной части, арбузного вида подполковник минус инженер, товарищ с парадоксальной фамилией Жердев. Он же Николай Филиппович. За пределами ангара — человек добрейшей души. Даже животных любит. Частенько гуляет с Володиной собакой. В ангаре — вредней не найдешь. Уже не арбуз, а просто упырь. До самолета, практически, дотрагиваться не разрешает, не то что там его сверлить или как-нибудь разбирать…
Сергей знал Жердева уже давно. Правда, встречался с ним всего несколько раз. Но сейчас слушал Олега больше из любопытства, наблюдая, как реагирует на всю это болтовню сам Жердев. А тот и виду не подавал, что разговор идет о нем. Но потом, вдруг отмахнувшись от Олега, как от назойливой мухи, рукой, сказал:
