Александр Мартынов - В заповедной глуши
Звонче родины пульс! Время духом воспрять! — и с этими словами клинок полоснул по руке. В пламя факела упали капли. — Мы встретимся!
— Мы встретимся… — эхом отозвались голоса. В огни скатывались тёмные увесистые капли… а по спине Витьки пошла дрожь. Он мог бы поклясться, что холм… шевельнулся, как будто кто-то неимоверно огромный и могучий повёл под землёй плечами. Тяжело загудели ветви дуба. Алька подняла нож к небу:
— Мы помним о вас — верьте!
— Верьте… — откликнулись круги. Факелы снова взлетели — и опустились, погасли разом. Глухая темнота покрыла курган и всё вокруг. Когда ночное зрение, растревоженное огнями, вернулось к Витьке — то возле кургана уже никого не было.
Он вернулся к своему костерку. Долго вытирал травой и грел возле пламени застывшие ноги. А когда отогрелся — то увидел, что возле выворотня стоит Алька. Стоит, подойдя совершенно бесшумно — и смотрит. Это было до такой степени странно, что Витька решил было: ему это снится. И спросил:
— Это ты?
— Ты видел? — в голосе Альки не было сердитости или даже укора. Она обогнула выворотень и селя рядом с мальчишкой, не сводя с него глаз. Витька кивнул. — Это была Навья Ночь. Ночь в память о погибших.
— Так получилось, — ответил Витька. — Я не хотел подсматривать.
— Всё правильно получилось, — ответила Алька. — Я посижу с тобой?
— А дома… — начал Витька, но сам себе усмехнулся: да уж, если «комиссаршу» отпускают на такие «мероприятия», то чего спрашивать глупости… — Конечно, Аль. Только я спать собирался…
— Спи, — пожала она плечами. Витька помедлил, потом сел рядом с ней, накинув на неё и себя одеяло. Алька благодарно вздохнула и прижалась плотнее.
— Послушай… — Витька помедлил. — Только правду скажи. Мне важно. Мне очень важно… Аль. ОНИ — они нас слышат?
— Да, — просто сказала Алька. — И твой прадед тоже.
— Прадед? — вздрогнул Витька. Девчонка сказала негромко:
— Я догадалась… Не бойся, я никому не скажу… Слышат, Вить… Они всегда с нами. Даже если мы не знаем об этом. Или не помним… Они не обижаются на нас и всегда приходят на помощь. Вот скажи: разве с тобой так не было?
Витька замер. И выдохнул:
— Было…
Словно воочию увидел он печальную и грозную фигуру на промозглой ветреной набережной. Себя у ног бронзового солдата. И то, как уходили вдруг опомнившиеся наёмники, только что собиравшиеся легко и просто убить мальчишку, который пытался отстоять своё достоинство…
— Они не предадут нас, — говорила Алька. — Но они не могут спасти всех. Поэтому мы тоже должны… Даже если надежды не осталось — должны. Тогда Зло отступит. Обязательно! — с неистовой силой закончила она.
Витька потрогал её волосы губами. Алька замерла. Витька коснулся её щеки пальцами и вздохнул тихо.
— Знаешь, — сказал мальчишка после короткого молчания. — Вот. Послушай. Это я прямо сейчас… и ещё не до конца, я прямо сразу буду… вот, слушай! — он глубоко вздохнул и начал читать:
Шла на Русь дорогою Мразь-Мразинище,
Препохабное образинище.
Глаза углями,
Зубы кольями,
Руки крюками
подгребущими.
На щеках его сивы пейсы висят,
Из носища его волоса торчат,
Уши вислые,
Губы кислые,
Вот шагает себе,
подбирается.
Шла дорогою, выхвалялося,
От хвальбы своей раздувалося,
Громко ухало,
Трясло брюхою,
Нос драло к небесам
заоблачным.
«Я на Русь приду, сяду царствовать,
Над народом русским боярствовать.
Ведь в боях полегли
Все богатыри!
Кто заступит мне
в Русь дороженьку?!
Там народ-то пьёт вина смрадные,
Пропивает Русь безоглядно он.
Нет там боле князей,
Нету витязей,
А остались купчишки,
да нищие!
Поднесут мне они Русь на рушнике,
Погуляю я, всё порушу там!
Всех людей пожру,
Города засру,
Испоганю всё,
что возможется!»
А и видит в пути Мразь-Мразинище,
Лихославное образинище:
Где застава была —
Спалено дотла,
Не стоят богатыри,
нет заступничков!
Тут от радости у паскудника
Вовсе с разумом стало скудненько.
Запритопало,
Заприхлопало:
«Русь пуста стоит,
беззащитная!»
Подхватилась Мразь тут на Русь бежать,
Только что-то не то, только видит — глядь:
По дороге шагает парнишечка,
Неподрослый ещё мальчишечка.
Волосы — что лён,
глаза небушком.
Вновь напыжилось чудо неверное
И кричит пареньку слова скверные:
«Падай мне к ногам,
Я хозяин вам,
Господин ваш новый,
дрянь славянская!»
А парнишка стоит, не сгибается
И приветливо улыбается:
«Что ж, пожалуй к нам,
Рады мы гостям
И хозяина доброго
примем мы.
Только покажи сперва
Силу своего могущества.
Ты себя спытай,
Нам урок подай —
Потуши огонь,
что сейчас зажгу!»
Мразь-Мразинище разоржалося,
По траве со смеху каталося.
Смачно плюнуло,
Носом сунуло,
Ногу в сторону
поотставило.
«Ой ты глупый малец!
Вам настал конец,
Ну а ты в игрушки играешься,
Придуряешься-забавляешься!
Что огонь мне твой —
солнце заплюю!»
Отошёл мальчонка к обочине,
Повозился там озабоченно.
«Вот, смотри.
Огонёк горит.
Как потушишь — владей
ты и Русью всей!»
Огонёк и впрямь — малой свечечкой.
Что там дуть — и плюнуть-то нечего.
Мразь-Мразинище разбегалося,
На огонь галопом пускалося,
Дунуло да плюнуло —
травы полегли!
Огонёк стоит, огонёк горит,
Пламя на ветру, словно меч блестит.
Мразь-Мразинище осердилося,
Во второй раз припустилося.
Ухнуло да рыкнуло —
лист с дерев потёк!
Огонёк стоит, не шевелится.
Мразь-Мразинище пучит щёки зря.
Как горел — так горит,
Светит, не коптит.
Лес полёг травой —
огонёк живой!
А мальчишечка усмехается,
Над Мразинищем насмехается:
«Да куда тебе в Русь хозяином!
Так могуч на вид — а гавно гавном!»
Пуще прежнего
похохатывает!
Мразь-Мразинище поднатужилось,
Поперёк себя поднапружилось,
Глазки пучило,
Ногой топало,
Да с перенатуги…
лопнуло.
Паренёк и виду на то не подал.
Ясно зеркальце от дороги взял.
Погасил свечу, что держал в руке
И пошёл себе налегке.
Песню спел — красивую,
звонкую!
«Как приду я в светлый тайный град,
Где сверкает сталь, где кипит булат,
Поклонюсь мастерам,
Славным кузнецам,
Попрошу у них,
о чём мечталося!
Облекусь бронёй, меч возьму и щит —
Поглядим тогда, за кем правда стоит!
Русь не выжечь,
Нас не выбить!
Берегись тогда,
мразь заморская!
А паду в бою — так и что с того?
Не на мне началось, не мной кончится!
Огонёк горит —
Русь жива стоит!
Было так ввек,
будет вовеки!»
24
