Эдуард Хруцкий - Брат твой
— Вы говорите о нём, как о живом человеке.
— В нас, славянах, христианство не смогло убить идолопоклонство. У моих пращуров был Перун, а у меня Филя. Символика.
— Уж больно символы у вас страшноватые.
Женщина говорила по-русски чисто, но с едва уловимым акцентом. Так обычно говорят люди, много лет прожившие вдали от родины.
— Вы давно приехали в Таллин? — спросил Соснин.
Женщина вздохнула, взяла из лежащей на столе пачки папиросу, жёстко, по-мужски, смяла мундштук. Соснин поднёс зажжённую спичку, Берта Лазаревна глубоко затянулась.
— В сороковом мой муж был специалистом по кооперации, нас направили сюда на работу, в Выру. — Она опять замолчала.
Соснин не торопил её. Много лет назад его наставник, старый оперативник Тыльнер, учил его строить допрос.
«Человек должен выговориться. Понимаешь? Дай ему рассказать всё, что он считает нужным. Так сказать, вольное изложение, именно в нём ты должен найти пить, интересующую тебя. Тогда медленно начинай тянуть за неё Но помни — медленно, без нажима, тогда и распутается клубок».
— Мой муж, — продолжала женщина, — погиб. Его убили на моих глазах, — голос её дрогнул, — прямо перед домом. Немцы ещё не пришли, но наши отступили. Мы должны были уехать, но поломалась машина. Муж помогал шофёру чинить её… Подъехал мотоцикл… Их было трое… Они убили его. Потом меня спрятал добрый человек… Извозчик… Наш сосед. Они приходили к нему… Среди них был тот, что убил мужа… Я его хорошо запомнила… А главное, на руке у него татуировка — два скрещённых меча, а между ними морда льва.
— Как вы запомнили её?
— Он обшаривал карманы мужа… Это было совсем рядом… Я видела всё это из окна…
— Успокойтесь, успокойтесь. И вспомните, где вы ещё видели этого человека?
— Когда пришли немцы, меня спрятали хорошие люди. Наш сосед… Извозчик… Хинт… Меня спрятали в стенном шкафу… А они пришли… Искали евреев и коммунистов… Но подумать на Хинта не могли… Я бы и сама никогда не поверила… Хинт… Мрачный… Злой… Он даже не здоровался… а бурчал что-то… И вдруг… Они вышли… О чём-то — спросили Хинта… Этот, убийца, стоял совсем рядом… Я боялась, что закричу от страха…
— Хинт называл его по имени?
— Да… но я сейчас не помню.
— Потом вы встречались с этим человеком?
— Нет. Через несколько дней, когда всё успокоилось, Хинт вывез меня к своей сестре, на лесной хутор. Там я пробыла до прихода наших.
— Спасибо. Вы очень помогли нам.
Соснин встал, протянул руку:
— Всего доброго. Сейчас вас проводят. Я думаю, что о нашей встрече рассказывать необязательно. Правда?
Берта Лазаревна закивала головой.
— Вот и хорошо.
Как только за ней закрылась дверь, Соснин вызвал своего заместителя Лембита.
— Яан Антонович, немедленно шифровку в Выру. Нужно найти и побеседовать с извозчиком Хинтом. Он называл по имени сегодняшнего покупателя.
— Будет исполнено.
— А где Пальм?
— Он не докладывает мне.
— Ну зачем же так трагически?
— Товарищ Пальм ведёт себя… странно.
— То есть?
— Он выяснил, что четыре человека могли сообщить о транспортировке груза, и не арестовал никого.
— Я думаю, что капитан Пальм разбирается с ними.
— С ними надо разбираться во внутренней тюрьме.
— Зачем же спешить?
— Это не поспешность, а стиль работы. Нельзя давать поблажки бандопособникам.
— Подозреваемый ещё не преступник, Яан Антонович. Этому нас учит Дзержинский. До тех пор… Хорошо, — перебил Соснин зама, — об этом позже. Вы выяснили в отношении денег?
— Нет.
— Почему?
— Я допрашивал директора магазина.
— Не понимаю.
— Я хотел узнать, для кого он берёг эти портсигары.
— Значит, так, — Соснин хлопнул ладонью по столу и внимательно посмотрел на этого аккуратного розоволицего человека в полувоенном френче.
Лембит никогда не носил штатского костюма. Он или ходил в форме, или в зелёном френче с отложным воротничком, носить который так любили многие руководящие работники. Это была не просто мода, не просто подражание. Нет. Френч символизировал большее. Он определял образ мыслей и стиль руководства. Он определял незыблемость убеждений его владельца.
— Значит, так, — повторил Соснин. — Директора — домой. А вы — к экспертам, пусть сравнят номера дензнаков, найденных в магазине, со списком Наркомфина.
Лембит прищурившись поглядел на Соснина. Нехороший это был взгляд. Непростой. Предупреждение жило в его сине-стальных глазах, последнее предупреждение. Не понимаете вы национальной политики, говорили они. Не понимаете. Ловить бандитов — это ещё не всё. Главная линия.
— Всё, дорогой Яан Антонович, давайте работать. К концу дня жду результаты. Помните, данные из Выру очень важны.
В спортклубе пахло трудом. Потом пахло, канифолью и железом. Запах этот Эвальд почувствовал сразу, лишь только перешагнул порог тренировочного зала.
Тренировка баскетболистов заканчивалась. Несколько человек уже сидели на полу, устало прислонившись спиной к стене. Только у щита боролись за мяч четверо высоченных парней. Эвальда поразила беднота формы. Застиранные трусы, вылинявшие майки с надписью «Таллин», разношенные, заштопанные резиновые тапочки. Да, эти ребята резко отличались от сборной города, игру которой Эвальд видел в 1940 году. Не было ярких двухцветных рубашек, белых атласных трусов. Сорок пятый — не сороковой. Но главное, что у города была своя сборная, и, судя по газетам, играла она вполне прилично.
Только один человек в зале выделялся особой спортивной элегантностью — тренер. Он был в прекрасном двухцветном костюме и необыкновенно красивых кедах. Калле стоял на середине площадки; широко расставленные ноги словно вросли в пол. Он был очень на месте здесь, в этом зале. Профессионал. Мастер. Чемпион.
Мяч, ударившись о щит, резко отлетел на середину площадки и словно прилип к его внезапно поднятой ладони. Калле выбросил руку ему навстречу, неуловимо и точно. Ещё секунда, безукоризненно сработали кисти, и мяч кручено и сильно ушёл к щиту. Ещё секунда, и он точно опустился в кольцо.
— Класс, — сказал Рудди. — Высокий класс.
— А где Магнус? — тихо спросил Эвальд.
— Вон, у щита. Тот, который отрабатывает дриблинг.
— Я выйду, а вы, Рудди, позовите его.
Магнус вышел в коридор, не остыв ещё от игры. Руки его словно всё ещё держали мяч. Движения были стремительны и резки.
— Вы ко мне? — спросил он.
— Да, я из НКВД.
— Откуда? — удивлённо переспросил Магнус.
— Из НКВД, — повторил Эвальд и поразился перемене, случившейся с этим огромным, широкоплечим парнем. Он словно съёжился и даже стал меньше ростом.
