Том Эгеланн - Разорванный круг
Я прошу его рассказать о том, как проходила организация наших раскопок.
Он делает глоток кофе и корчит гримасу:
— Забавно, что ты об этом спрашиваешь. Очень странная история.
Я вынимаю пакетик чая из кипятка и напряженно смотрю на него.
— Все началось с телефонных звонков директору Инспекции по охране памятников Лоланну, — рассказывает Каспар. — Сначала позвонил Арнтцен, потом директор Виестад.
— Оба?
— Об этом и речь! От имени британского фонда СИС.[18] Это исследовательское учреждение в Лондоне. Фонд полагал, что на территории монастыря Вэрне находятся остатки круглого замка. Как тебе это нравится? Круглый замок! Я нигде не встречал ни малейшего намека на то, что около монастыря Вэрне была крепость. Их интересовало, не будем ли мы возражать, если раскопками будет руководить профессор Грэм Ллилеворт.
— И вам, конечно, показалось, что все нормально.
— Нормально? Нет. Ты ведь меня знаешь! Я ничего не мог понять. Круглый замок? Там? Можешь поверить, вопросов у меня было немало. Бог ты мой, ну откуда круглый замок в этих местах? И какой интерес у британского фонда в норвежском круглом замке? Кто будет платить за банкет? Почему такая спешка? Что они будут делать, если найдут его?
— Может быть, перевезут к себе?
Каспар смеется:
— Вполне в стиле Грэма Ллилеворта.
— Но потом что-нибудь прояснилось?
— Абсолютно ничего. Я не получил ответов ни на один вопрос. Были только поднятые брови и вздохи из-за того, что со мной так трудно. Директор инспекции смотрит на Ллилеворта как на божество. Молодые сотрудники думают, что тот чуть ли не самолично изобрел археологию. Хорошо, пусть он сделал несколько сенсационных находок и написал кое-какие важные учебники. Но, подумал я, неужели же мы дадим карт-бланш этому напыщенному империалисту Грэму Ллилеворту с его полками наемников и экскаваторами? Я сказал себе, что этот номер не пройдет. И забыл обо всем. И вдруг несколько недель спустя появилось формальное ходатайство.
— Ходатайство? Я никакого ходатайства не видел.
— Прекрасно подготовленное. С картами, печатями и нужными подписями. У нас в отделе был переполох. Не прошло и десяти минут, как меня вызвали к Сигурду Лоланну. Почему у меня отрицательное мнение? Разве я не вижу преимуществ интернационального археологического сотрудничества? Ты ведь знаешь, как может наседать Сигурд. «Это ваше решение, — сказал я ему. — Но ведь очень важно, чтобы все его поддержали. И чтобы я тоже подписал разрешение». Не спрашивай, зачем ему нужна была моя подпись.
— Может быть, потому, что ты больше всех критиковал эту идею?
— Я об этом как-то не подумал. Но если они хотели что-то скрыть, то справились с задачей великолепно.
— Ты можешь вспомнить какие-нибудь имена?
— Профессор Ллилеворт — руководитель раскопок, он отвечает за все. Но задание он получил от лондонского СИС — президент правления является инициатором исследований. Кажется, их бюджет составляет пять-шесть миллионов крон. И все это ради поисков круглого замка! Посреди норвежского поля! Бог ты мой!
— Ты знаешь, как я попал туда?
— Контролером? Это вопрос не ко мне. Мы вообще не стали заниматься этим. Я на этом настоял. Мне казалось, что тебя пригласил Арнтцен?
— Но почему именно меня?
— Потому что ты талантливый?
Сначала я смеюсь. Потом начинаю рассказывать Каспару о раскопках. О неожиданной находке. О странном поведении профессора Ллилеворта и Арнтцена. О моих подозрениях. Но я умалчиваю о том, что ларец у меня.
Когда я заканчиваю свой рассказ, Каспар начинает смеяться и трясти головой:
— Мрак! Не зря у меня было ощущение, что тут что-то не так.
Молодая женщина проходит мимо нашего стола — я припоминаю ее по какой-то давней экспедиции, — улыбается мне, как знакомому, и мурлычет Каспару:
— Что-то ты рановато сегодня обедаешь.
Он наклоняется ко мне и понижает голос:
— Знаешь что, я поспрашиваю кое-кого и попробую что-нибудь выяснить. Не заглянешь сегодня вечером к нам с Кристиной? Вместе подумаем. В более удобной обстановке, чем здесь. К тому же прошло столько лет! Кристина будет рада тебя видеть.
— С удовольствием, — соглашаюсь я. Уже при одной мысли о Кристине сердце начинает стучать чаще.
— А ты… На твоем месте я поговорил бы с Гретой. Она все знает об этих парнях.
— С Гретой?
— С Гретой! Не говори, что ты забыл Грету!
Я краснею. Я не забыл Грету.
11.Около моего дома огромный парень сидит сгорбившись за рулем чисто вымытого красного «рейнджровера» с дипломатическими номерами. На меня он не смотрит, хотя обычно люди на улицах провожают меня взглядом.
Я отпираю входную дверь. Автоответчик мигает. Это очень необычно.
Первое сообщение от мамы. Она напоминает, что я приглашен сегодня вечером на ужин. Впрочем, мы оба знаем, что я отказался. Потом вежливая пожилая дама долго извиняется перед автоответчиком за то, что ошиблась номером. Третье сообщение без слов. Слышно только чье-то пыхтение.
У меня возникает чувство, что я в квартире не один. Такое со мной бывает. Кто-то оставил незримые следы в моем жилище. Я осторожно вхожу в гостиную. Солнце пробивается сквозь занавески. Открываю дверь в спальню. Двуспальная кровать с водяным матрасом злобно ухмыляется, словно намекает на некое невыполненное обещание. В ванной темно. В следующей комнате у меня кабинет, забитый документами и экспонатами, которые я притащил из отдела.
Никого нет. И все же ощущение чужого присутствия не проходит. Я достаю из холодильника обледеневшую бутылку, открываю ее. Пью пиво и брожу по квартире.
Только во время четвертого обхода я замечаю это. Кто-то сдвинул мой компьютер. Совсем ненамного. На пару сантиметров. Но на пыльном столе остался отчетливый след. Я тяжело опускаюсь на стул и включаю компьютер. Ничего не происходит. Ничего не пищит, не шумит. Неприятное потрескивание, всегда сильно раздражавшее меня, наконец исчезло.
Вскоре я понимаю почему.
Передняя панель корпуса системного блока не закреплена. Кончиками пальцев я снимаю ее и заглядываю в электронный хаос, который составляет внутренности машины, ее нервы и мозг. Не нужно быть большим специалистом, чтобы заметить исчезновение винчестера.
Я мгновенно свирепею. Они побывали в моей квартире. Расхаживали тут, как будто я дал им ключи от собственной жизни.
Потом успокаиваюсь. Я все еще сильнее их. Они не нашли того, за чем пришли. Переполненный безрассудным упорством, я звоню в полицию и сообщаю о преступном проникновении в мою квартиру. После этого набираю прямой номер профессора Арнтцена.
Он тяжело дышит.
— Где ларец? — кричит он, когда до него наконец доходит, кто с ним говорит.
— Ларец? — невинно переспрашиваю я.
— Не притворяйся. Будто ты… — начинает он.
Кто-то берет у него трубку.
— Где этот проклятый ларец? — Голос Ллилеворта дрожит.
— Почему вы думаете, что он у меня?
— Прекрати этот треп собачий! Где ларец?
— Я сэкономлю вам массу времени, если скажу, что на моем винчестере нет ничего, кроме научного доклада, незаконченного стихотворения и нескольких веселых компьютерных игр.
— Где ларец?
Я кладу трубку. Беру еще бутылку пива. И жду, что произойдет дальше.
Раздается телефонный звонок. Мне нравится этот звук, но я не хочу ни с кем разговаривать. Телефон не сдается. В конце концов его настойчивость побеждает.
Звонит англичанин. Доктор Розерфорд из Лондона. Директор Королевского Британского института археологии. Он готов предложить мне деньги за экспонат, который находится сейчас в моем распоряжении.
— Находка является собственностью Норвегии, — возражаю я.
— Пятьдесят тысяч фунтов, — парирует он.
Пятьдесят тысяч фунтов — большие деньги. Но я даже не собираюсь рассматривать это предложение. Мое упрямство никогда не было привязано к здравому смыслу.
— У меня его больше нет, — лгу я.
— Нет?
— Ларец украли, — сообщаю я. — Похитили во время сегодняшнего обыска в моей квартире.
Тут доктор Розерфорд выдает себя. Он утверждает, что в квартире ларца не было. Его не нашли. Потом задумывается. Я слышу сомнение в его голосе: вдруг воры, которых он нанял, взяли ларец себе? Надули его? На всякий случай он переспрашивает:
— Вы уверены, господин Белто?
— О да, quite sure.[19]
Он медлит. Моя ложь привела его в смятение.
— Хотите обмен? — спрашивает он.
— А что вы можете мне предложить?
— Я могу рассказать вам о смерти вашего отца.
Время внезапно останавливается. Как в калейдоскопе, замелькали картинки: скала, трос, часы, кровь. Словно и не было последних двадцати лет.
