Владимир Буров - Тэтэ
— Ви советуете, начать наступление?
— Да.
— Спасибо. Ми Вас не забудем. — Эстэ положил трубку.
— Давай теперь ты, — Полковник кивнул Мелехову.
— Нет, Вы сначала, — твердо ответил Василий.
Полковник надел наушники, покрутил ручку настройки.
— Кто Ви? — услышал он.
— Я? Ким Филби, — ответил Полковник. — Товарищ Эс мое сообщение записано раньше, чем сообщение Доктора Зорге. Я…
— Харашо. Ви будете жить, — он положил трубку.
— Товарищ Эст, — начал свое сообщение Мелехов, — немцы бомбят наши города.
— Узе?
— Узе, узе! — передразнил Эстэлина Василий. Правда, тоже с выключенным передатчиком.
— Ви?..
— Штирлиц, — товарищ Эстэ.
— Штирлиц? Неузели? Значит, это правда. Наши люди пробились в будущее? Я Вам верю. Мы сейчас же начинаем наступление. — Пауза. — Товарищ Зюкафф, Ракасевский, Варасиллафф и Бидоннафф — Ви начинаете первыми! — услышал в наушниках Василий Мелехов. — Типерь всегда будут гаварить: АНИ БИЛИ ПЕРВИМИ!
Мелехов снял наушники. Он сказал:
— Мы выполнили свою задачу. Можно уходить.
— Куда? — спросил Полковник. — У нас всего пять минут. Сейчас начнётся наступление Красной Армии. — Он не договорил, в дверь постучали.
— Немцы!
Да, это были немцы, но их было немного. Всего двое. Тем не менее, в короткой перестрелке еще раз ранили Итальянца.
Все-таки им удалось выбраться наружу. Отовсюду к доту бежали немцы. Оказалось, что был третий немец. Двоих-то они завалили, а этот третий убежал и сообщил, что радиостанции захвачены противником.
— Тащи сюда пулемет, — сказал Полковник. Василий вздохнул и пошел за пулеметом.
— Ставь сюда, — сказал Полковник. Он хотел лечь за пулемет сам, но Василий сделал это первый.
— А Ви подержите мне ленту, — ляпнул Василий Полковнику.
— Но ты же не умеешь стрелять!
— Таварищ… Абель! Займите свое место рядом с пулеметом.
— Ну ты… Ладно, — Полковник начал перебирать ленту руками. — Не дергай стволом. Плавно…
— Заткнись. — Немцев было много. В тумане они перебежками приближались к пулеметчикам. Очевидно, что у них был приказ брать шпионов живьем.
Итальянец лежал внутри и ничего не делал. Сначала он пытался себя перевязать, катался по полу, стараясь выбрать позу, чтобы удобнее было наматывать бинт на руку, потом выругался и просто лежал и смотрел в потолок.
— Я не хочу умирать, — сказал Итальянец. — Вы слышали там?!
— Нам бы еще немного продержаться, — сказал Мелехов, — через несколько минут Красная Армия начнет наступление.
Но прошло пять минут, десять, пятнадцать — наступления не было.
— Нас подставили! — крикнул из бункера Итальянец.
— Возможно. Возможно, они хотят, чтобы нас сначала уничтожили, потом начнется наступление. Это обычная практика.
— Ковровая бомбежка все равно нас ликвидирует, — сказал Василий.
— Не скажи, — ответил Полковник. — После любой бомбёжки кто-то остается в живых Процент, оставшихся в живых будет мал. Но кто знает, может быть, в их число попадем мы.
Наконец, Зюкофф, Ракасевский, Варасиллафф и Бидоннафф начали наступление. Войска Красной Армии подошли к границам Священной Римской Империи. Бидоннафф, по кличке Бидо, скакал на огромном японском коне во главе корпуса. Как обычно. Армия Ракасевского, по кличке Ракси, прыгала с самолетов на города Лейпциг, Берлин, Мюнхен, Дюссельдорф. Некоторые уже приземлились и начали вырезать мужчин и насиловать женщин. Впрочем, насиловать, это громко сказано. Женщины сами бросались на Русских Богатырей и просили их трахнуть, как можно лучше.
Прорвавшийся мимо горящих немецких танков корпус Бидо тоже хотел кого-нибудь трахнуть. Но пока было некого. Им встречались только полуживые немцы мужского пола, которых они уничтожали сверкающими шашками, как недоморенных тараканов. А че мучиться? После ковровой канонады мало кто остался в живых. Только в одном месте гремел станковый пулемет со сменными стволами. Некоторая часть конников Бидо замешкалась и тут же была срезана острой, как лезвие бритвы, пулеметной очередью.
Действительно, это пулемет был очень скорострельный. Последняя разработка Ландау. В Тридцать Седьмом году его, как обычно, посадили в тюрьму. От нечего делать он там придумал скорострельный пулемет на совершенно иных принципах, чем это обычно делалось.
— Преждевременно, — был ответ Эстэ. — Засем нам такие пулеметы. И добавил, правда, мягко: — Пусть сидит. — И действительно, Эстэ был, как всегда прав. Когда все-таки Умники и Умницы в лице Капицы, Курчатова, Сахарова и Оппенгеймера — тогда он еще работал на нас — и жены Хрущева, которая одно время была любовницей Ландау, уломали Эстэ и Теоретика выпустили, произошел трагически-курьезный случай. Секретные Материалы, эти самые чертежи пулемета, украли. И сделали его уже Заграницей. Как, впрочем, и Мессершмидта тоже украли германские разведчики. А ведь это был наш, здесь еще придуманный самолет. Впрочем, это не тот случай. Чертежи скорострельного пулемета продал немцам Фишер-Абель. По приказу самого товарища Эс.
— Зачем нам продавать его? — спросил тогда Фишер.
— Он нам узе не нузен, — ответил Эстэ.
— Я продам его, как разработку Резерфорда, — сказал Абель.
— Так будет лучше, — сказал Эст. — Харашо.
Во время бомбежки пулеметчики были очень глубоко под землей. Поэтому они не пострадали. В лучах восходящего солнца они собрали и установили пулемет недалеко от чудом уцелевшего Радара. Они и должны были его защищать. Это был Радар Стратегического Назначения. Потому что выдавал информацию непосредственно в Бункер Гитлера. Гитлер, между прочим, не верил, что товарищ Эстэлин сможет начать Эту Войну первым. Но друзья, особенно старался Борман, убедили Фюрера, что надо на всякий случай подстраховаться. А вдруг Белые с помощью Секретных Материалов смогут переубедить этого Эса. Кстати немцы называли Красных Белыми по той простой причине, что Гитлер не различал цветов. Ему казалось, что различает цвета. Но это было только его личное мнение. Когда-то Гитлер, еще учась в Гарварде, пытался стать художником, брал уроки у самого Пикассо. Но Великий Миллиардер, в конце концов, был вынужден сказать немцу:
— Мин Херц, играйте лучше в шахматы.
— Чем же это лучше? — спросил Гитлер.
— Там надо знать только два цвета. Блэк энд Вайт. Черный и Белый. Это Ваш стиль. Я Вам серьезно говорю. У Вас, как у Великого Микеланджело, слишком сильно развито воображение. Вы видите то, чего нет. Понимаете? У Вас-то все в цветах Радуги. Но другие видят только Вашу гениальную суть Черное и Белое.
