Василий Ефименко - Ветер богов
Больше друзей становилось и в Итамуре. Тут первым помощником Ичиро был инвалид Акисада. Живой и энергичный, он бодро ковылял на своей деревянной ноге, всегда с шуткой наготове. Но чувствовал он себя не совсем спокойно.
— Понимаешь, Ичиро, — оказал он однажды в порыве откровенности. — Смущает меня одно обстоятельство, не знаю, как и объяснить тебе…
— А ты смелее, фронтовик.
— Вот какое дело. Ну, что я работаю сторожем у Тарады, думаю, ни у кого сомнений не вызывает. Но человек я одинокий, не старый и…
— Так женись.
— А кто за меня пойдет? Дома собственного нет, земли тоже…
— Не понимаю. Говори яснее.
— «Говори, говори», — пробормотал смущенный Акисада. — Сошелся я со старшей дочерью Тарады. Девка уже в годах, на лицо рябовата, а все же живой человек…
Эдано рассмеялся:
— Ну и хитрец же ты, самому Тараде нос натянул. На полном обеспечении служишь. Если бы старый паук узнал, он бы у тебя из платы высчитал. По расценкам веселого дома третьего разряда.
Акисада рассердился:
— Чего смеешься, тут речь о живых людях идет. Мне не до смеха.
— Извини, брат. Конечно, дело серьезное. А она тебя любит?
— Говорит, что любит, — пожал плечами инвалид.
— Ну, так поженитесь.
— Это легко сказать, а как сделать? Разве старик согласится? Ведь тогда землю придется выделять. Он же и на неё часть записал. Только заикнись — сразу выгонит. А куда я с этой деревяшкой? — хлопнул с досадой по протезу Акисада.
— Да, — помрачнел Ичиро, — положение действительно серьезное… Подождем. Дай время, доберемся и до Тарады.
— «Подождем, подождем»… А если ребенок будет, тогда как?
— Да мало ли таких в доме Тарады? — ответил вопросом на вопрос Ичиро.
— Таких нет, — нахмурился Акисада. — Это будет мой ребенок.
Эдано смутился и взял инвалида за руку.
— Извини, друг, но я действительно не знаю, что тебе сейчас посоветовать.
* * *
Однажды перед концом работы на базе случилось происшествие. Тот самый тип с повязанной платком головой, которого остерегались рабочие, попал под тяжелый ящик, и его изрядно помяло. Раненого на носилках отнесли домой.
— Как это могло случиться? — недоумевал Ичиро, возвращаясь с Сатоки домой. — Он же такой осторожный, да и не надрывался никогда на работе.
Бывший студент остановился и осмотрелся. На дороге, кроме них, никого не было.
— Это наши его…
— Зачем?
— Эх ты, камикадзе, простая душа. Он что-то пронюхал… Вот когда тебя начнут колотить резиновой дубинкой по голове, тогда всё поймешь: хотя дубинка американская, а рука японская. Ясно?
— Ясно!
— А этому типу полезно. Сволочь он! Не знаю, за что его выгнали из полиции, но их агентом он остался. Змея не может не жалить. Вот полежит с месяц без денег — поймет пользу профсоюза.
— Но ведь полиция может напасть на след.
— Полиция? — усмехнулся Сатоки. — На базу она и носа не сунет. Ты плохо знаешь наши порядки. А сделано всё чисто, никто не докопается: обычный несчастный случай. Ты посмотрел бы, как сержант поносил пострадавшего. Вообще этот янки — любопытный человек. К нему надо присмотреться.
* * *
Полковника Дайна — командующего авиабазой — Эдано уже однажды видел. Мимо их автомашины, стоявшей у ворот, прошуршал, низко приседая, черный лимузин. Сверкнув лаком, он, не останавливаясь и не сбавляя хода, промчался мимо часовых, замерших с автоматами, взятыми на караул. За зеркальным стеклом мелькнуло квадратное невозмутимое лицо.
— Полковник Дайн! — пояснил Ичиро один из грузчиков. — Это его машина.
Не успел скрыться лимузин и часовые ещё не прикрыли ворота, как с внутренней стороны ограды заскрипел тормозами, остановился открытый «джип», на ветровом стекле которого болталась кукла-обезьянка. За рулем сидел лейтенант Майлз. Высунувшись из машины, он крикнул:
— Что, наш чурбан уже проехал?
— Так точно, сэр, — со смехом отозвался один из часовых. — Вот ещё пыль не осела.
— Прекрасно! — ответил лейтенант, снова усаживаясь за руль. — Я догонять его не буду. У меня другой маршрут, парни, — закончил он, подмигнув, и рванул «джип» с места.
— Эх и кутнет сегодня лейтенант, — завистливо сказал часовой своему товарищу. — И как он не покалечится на этом «джипе», ведь на ногах иногда не стоит, а всё равно ездит сам.
— Зато других порядком покалечил, — хмуро отозвался второй часовой, закрывая ворота.
Когда Эдано шел с Сатоки домой, мимо них, со свистом рассекая воздух, пронесся черный лимузин, в котором на мягких подушках покачивался полковник Дайн. Он спешил на совещание в Кобэ, куда прибыл Уитни — начальник административного отдела штаба оккупационных войск. Отдел этот ведал отношениями с японским правительством, кабинетом министров, парламентом — короче говоря, всей внутренней и внешней политикой страны.
Полковник прекрасно знал это и недоумевал, зачем он, командующий авиабазой — чисто воинским соединением, понадобился вдруг этому политику в военном мундире
Назад Дайн возвращался раздосадованным. Он никогда не вмешивался ни в какие политические или административные дела. Его обязанность — в мирное время готовить солдат, а в военное — командовать ими в бою. А тут, оказывается, ему и его коллегам навязывают новую, совершенно несвойственную им роль.
Генерал Уитни, сделав подробный обзор положения в Японии, сказал, что не всегда они, американцы, смогут проводить в этой стране «политику большой дубинки» По словам генерала, каждый американец в Японии должен чувствовать себя посланником великой державы и проповедником «американского образа жизни» — самого лучшего в мире. Он посетовал на непонимание этой великой миссии многими американцами, одетыми в военную форму. Грабежи, драки и даже убийства японцев, увы, случаются чаще, чем хотелось бы. Объявленный командованием конкурс на лучшее подразделение, в котором не будет в течение полугода тяжелых нарушений дисциплины и венерических заболеваний, провалился. А этим незамедлительно воспользовались враги. Они будоражат благодарных американцам японцев, настраивают их против благодетелей. Положение становится нетерпимым.
В конце концов генерал предложил усилить контакты с дружественно настроенными слоями населения и вместе с демонстрацией мощи Штатов показать истинно американское радушие и гостеприимство. Для начала командование предложило на нескольких базах провести операцию, условно названную «Восходящее солнце», и широко разрекламировать её результаты.
Две недели Дайн и его штаб готовили грандиозное представление, которое должно было воодушевить их сторонников среди японцев, устрашить недругов, ошеломить и поразить всех и вся.
