Евгения Романчук - Остановись (сборник рассказов)
Выскочив из подъезда, я еще долго бежала, опасаясь оглядываться. Ту ночь я провела на вокзале. Не сомкнув глаз, я наблюдала за тем, как, волнительно таща за собой тяжелые чемоданы, отбывали пассажиры, а на неудобных деревянных лавочках мостились бомжи. Мне стало себя жалко. Ненавижу это чувство!
На следующий день пока он был на работе, я быстро собрала все вещи и уехала. Я вернулась в свой родной город к родителям. Устроилась на хлебозавод. Потихоньку осваиваюсь. Поначалу мне было очень тяжело без него. Я плакала по любому поводу. Вплоть до того, что у нас в соседнем доме живет мужчина, ему уже около пятидесяти лет. Но еще в глубоком детстве с ним случилась беда — он упал с велосипеда и с тех пор все, что он может делать это прогуливаться вокруг детской площадки и кататься на качели. Его отсталость сделала его абсолютно неприспособленным. Он живет с мамой, и я понятие не имею, что с ним будет, когда ее не станет. Сколько я себя помню, Юра всегда был таким, отрешенным с несвязной речью дикарем. Конечно, картина взрослого мужчины, который ведет себя как несмышленый трехлетний ребенок, удручающая. Но я-то видела ее ни раз. Она для меня ненова. Однако по приезду домой, сидя как-то у окна, я заметила Юру, все также как и двадцать лет назад катающегося на качели, и я залилась горькими слезами. Господи, ну почему жизнь такая не справедливая! В тот день Юра был не единственным поводом, по которому я рыдала. Мне удавалось находить печаль во всем: в газетах, фильмах, спортивных передачах, скудном личном гардеробе и даже в отсутствии соли на ужин. Я выплакалась за каждый прожитый свой день.
Парадоксально, но мне не хватало его. Не хватало так, как будто от меня отрезали что-то очень важное, без чего я могу, но элементарно не хочу существовать, поскольку до этого было комфортнее. Пусть иллюзорно, но комфортнее. По этому поводу я даже написала стих, который лучше меня расскажет о моем тогдашнем состоянии:
А мне дожить бы до вечера и не сорваться,
Чтобы трубку не брать, почту не проверять,
Чтоб в толпе безликой не растеряться,
Обознаться и снова не потерять.
А мне заснуть бы пораньше и не терзаться
В море чувств и эмоций просроченных дней,
Память выключить смело и не копаться
В мыслях, фразах, мечтах, упреках теней.
А мне взбодриться бы утром быстрее сегодня
После горького кофе и сигарет,
Плотно график делами забить до полудня,
На печаль и слезы поставить запрет.
Дотянуть бы до вечера и не сломаться.
На ночь глядя — не время паниковать.
Просто искренне верить и не сдаваться,
Чтобы «жить» вместо горького «существовать».
Знаешь, даже теперь, по прошествии некоторого времени, изо дня в день меня по-прежнему одолевают навязчивые идеи и паника. Мне нужно ему позвонить, чтобы просто спросить как дела, чтобы еще раз расставить все точки над «и», чтобы снова уколоть упреками и зарыться в обвинениях, чтобы выслушать его совершенно ничего не значащее «алло» и помолчать, подавляя слезы. Плевать на причину! Мне нужно! Это болезнь. Я пытаюсь лечиться всем, чем только возможно: работой, книгами, музыкой, спортом, поэзией, танцами, алкоголем, сигаретами, снотворным, болтовней со знакомыми и совершенно бесперспективными, безрезультатными и зачастую скучнейшими свиданиями, с одной стороны которые меня порядком отвлекают от мысли о том, что «нас» нет, но с другой стороны одновременно напоминают о нем, поскольку я то и дело сопоставляю каждого с уже существующим образом в моей голове. В течение любой такой встречи время от времени проскальзывают вердикты в моем сознании: «голос не тот», «взгляд не такой», «рост не подходит», «шутки плоские», «амбиций недостаточно», а главное «слова не его».
У меня есть список. Подручное средство, к которому я обращаюсь чаще, чем к чему-либо еще. Листок бумаги в клеточку с перечисленными достоинствами и недостатками этого страшного человека, а также выводы данной связи. Несколько раз на день, как только почувствую слабость, я тут же перечитываю все пункты под заголовком «Против». Я как наркоман, который трясущимися руками достает из кармана очередной коробок с вялым комментарием «Последняя. Решено!». Мне также как и ему нужна эта доза. Я перечитываю свой список, и меня немного попускает.
Вчера сидя на перерыве на лавочке, я небрежно положила свой спасательный инструмент рядом с собой, но поднявшийся ветер унес мой листок и начал катать его по асфальту. Я пробежала за ним больше двадцати метров, бросив при этом оставшийся лежать на лавочке кошелек с проездным билетом и полученной с утра зарплатой, ключи и сережки, от которых у меня заболели уши. И все это ради чего? Ради жалкой бумажки, цена которой не больше копейки! Да, я определенно умею расставлять приоритеты.
А знаешь, сколько пунктов в каждой категории моего списка? Ты удивишься. 22 «против» и только 2 «за». Это смешно! Так по кому здесь можно скучать? Господи, я такая глупая. Перечитываю список, который знаю уже наизусть, и мне обманчиво становиться легче, но только до следующего воспоминания, случайно найденной фотографии, услышанной фразы, когда-то сказанной им, и похожего затылка на улице. Так я постепенно привыкаю жить без него.
Не смотря на то, что я значительно прогрессирую, послевкусие от этих отношений все еще дает о себе знать. Вот когда-то мне казалось, что нет лучше имени на земле чем его, а сейчас при одном только упоминании «Ванечки» или «Ванюши» меня передергивает. У нас на заводе есть грузчик — его тезка. Я еще ни разу не назвала его по имени. Стараюсь избегать личного обращения. Подумать только, как один человек, способен моментально повлиять на предпочтения другого.
Ниночка, когда же, наконец, мы уже увидимся? Как у тебя со временем и рабочим графиком? Я не теряю надежды на встречу. Скучаю еще больше прежнего.
Жду ответа.
Береги себя.
Твоя Барбара
9 октября 1967 г.
П.С. Я перестала ходить в церковь…»
Сильвия свернула последнее письмо по уже предварительно намеченным перегибам. «Ваня… Это же имя моего покойного дедушки», — проговорила про себя Сильвия. «Неужели речь идет об одном и том же человеке? Нет, не может быть. Это просто нелепое совпадение… Хотя странно, почему все-таки бабушка никогда не упоминала об этой Барбаре?… Загадка…»
На последней фразе рассуждений девушки неожиданно самолет начало сильно трясти, и Сильвия почувствовала неприятные толчки. Словно по воображаемой команде на борту самолета в один миг началась паника. Женщина на переднем сиденье истерически закричала «Мы падаем!». Кто-то принялся громко рыдать, кое-кто молился, кто-то начал петь. Нелепая картина скорее напоминала обычный день в психиатрической лечебнице. Стюардесса тщетно просила всех сохранять спокойствие, в то время как незнакомый молодой человек, сидящий сзади Софи, нагнувшись над сестрами, иронично произнес: «Дамы, а давайте поменяемся местами так, чтобы образовались полноценные пары, а то нам с моим товарищем очень не хотелось бы умирать в мужских объятьях».
