Виталий Мелентьев - Одни сутки войны
Андрей Матюхин никогда не бывал в Австрии, но считал, раз так заведено в Восточной Пруссии и Шлезвиге, через которые он проходил, бежав из плена, то в Австрии, второсортной провинции великой Германии, порядки должны быть еще строже.
— Ну вот… Поэтому я открываю карты: мы разведчики. Нам нужно знать, что делается в ваших тылах. Времени у нас немного. Мы тебя на обратном пути прихватили. Так вот… Расскажешь все по-честному — отпустим. Нет — сам понимаешь… Уйдешь и обманешь, выдашь — наши люди найдут способ сообщить СД о нашей встрече. И тогда твоя семья… Сам понимаешь…
Штильмайер постепенно приходил в себя. В его голове улеглось еще не все, но главное он понял: есть надежда выжить. А раз так, надо сначала выжить, а потом на свободе подумать, как поступить. И он покорно, нелишне покорно покивал:
— Та-ак… Что… что вас интересует?
— Все. Начнем с самого простого. Прибывшие танкисты — эсэсовцы?
— Эсэсовцы.
— Откуда? Наименование или номер части?
— Не знаю. Но, видно, с юга — загорелые и веселые.
— Ну а те, что стали дальше, тоже эсэсовцы?
— Не знаю… Знаю, что из Франции пришли мотострелки — наши шоферы выменивали у них сало на коньяк. Штаб у них в Радове, а части в лесах вокруг. Я тянул связь…
— Правильно… эсэсовцы левее.
— Наоборот.
— Ну да… Это если смотреть из тыла. Если же отсюда, то эсэсовцы правее и впереди Радова, а мотострелки в центре.
— Так.
— А танкисты левее и чуть сзади. Колонные пути пробивали?
— Не знаю…
— А знаешь, что было сегодня ночью?
— Говорили, что опять попалась русская разведка. Я спал…
— К сожалению, попалась… Впрочем, так дуракам и нужно: нельзя трижды лазить в одно и то же место. — Курт недоверчиво посмотрел на Андрея. Матюхин усмехнулся: — Неужели ты настолько глуп, чтобы не понять: у нас, как и у вас, разведкой занимаются не только войска… — Андрей презрительно покривился: — Эти, ночные, из войсковой разведки. Как их засекают, не слышал?
— Нет… Там, за дубравой, часто проезжают легковые машины…
— К болоту?
— Да. Наши сейчас собирают имущество, будут передвигаться правее…
— Как правее? Если смотреть отсюда?
— Да. К югу. Батальон с болота снимают. Наверное, туда выйдут мотострелки. Они там все время шныряют. Ребята говорили, что эсэсовцы тоже околачиваются там.
Матюхин на мгновение задумался, нарушив непринужденный тон и темп допроса. Потом совладал с собой, но отметил озабоченно:
— Ты прав… Удар они нанесут именно через заболоченную пойму — она подсохла. Все сходится. Не ясно одно… У нас есть сведения, что кроме эсэсовцев и мотострелков сюда подошли еще какие-то не то танкисты, не то самоходчики — сведения поступили от партизан, а они не рассмотрели. Мы же их не нашли… Ты ничего не знаешь?
— Точно — нет. Но, по-моему, к нам в дивизию пришли средства усиления — отдельный самоходный полк. И танкистам, которые нас поддерживали, пришло пополнение.
— Ага… Вот теперь все ясно. Где они стали?
— Самоходчики — не знаю. А танки, как и всегда, — в Горячей Буде.
— Спасибо. Ты нам здорово помог. Можно не тащиться в Горячую Буду. Это точно?
— Точно! Я сам там бывал и видел.
— Хорошо. Последнее… — Сзади Штильмайера, из глубины леса, донесся подвывающий звук автомобильного мотора. Сутоцкий обернулся на звук. Матюхин продолжил: — Последнее. Ты не знаешь номера мотострелковой дивизии?
— Нет… Впрочем… кажется, седьмая…
Шум мотора нарастал, и Матюхин коротко бросил Сутоцкому:
— Прикрой.
Штильмайер прислушался и вопросительно взглянул на Матюхина.
— Ну и что? — пожал тот плечами. — Подъедут — поговорим. Если потребуется, прикончим.
— Да, но…
— Послушай, Курт, подошел настоящий экзамен. Выйди, останови, спроси откуда и куда. А я постою послушаю. — Штильмайер сглотнул слюну и умоляюще посмотрел на Матюхина. — Не трусь! Объясни, что ты здесь потому, что все время рвут линию, и тебе это надоело. Вот и все.
Курт покорно кивнул и поднялся. Матюхин на четвереньках продвинулся за ствол березы и изготовил автомат. Открытая машина-тягач, которыми обычно противник таскал противотанковые орудия, с двумя ведущими осями, подминая деревца и ныряя на старых колдобинах, поравнялась со Штильмайером. Он вышел из-за кустов и поднял руку. Два сидящих позади автоматчика вскинули оружие.
— Простите, господин обер-лейтенант, это не ваши машины рвут линию? — спросил Курт.
— А что, разве у вас здесь линия? Что-то не видел…
— Нет, она не здесь, а у выхода на дорогу. Мне надоело чинить и получать замечания.
— Значит, нужно подвесить провод повыше, — ответил офицер, которого Матюхин так и не увидел, и скомандовал: — Поехали. — Мотор прибавил оборотов. Офицер раздраженно бросил: — Порядки! Берегут старую цивильную линию, как будто она кому-нибудь нужна, а боевые тянут черт те где…
Машина скрылась и, судя по короткому взрыву-перегазовке, взобралась на шоссе. Курт вернулся и вытер испарину со лба.
— Кто?
— Саперы. Если судить по свеженьким мундирам — из мотострелковой.
Матюхин вынул сигареты и зажигалку, подумал, предложил закурить и извинился:
— Прости, у тебя позаимствовал. Зажигалку возвращаю. Сигареты оставлю… Вот какая просьба: ты можешь отдать мне телефонный аппарат?
— Как же я?..
— Сам говоришь, будете передвигаться. В неразберихе всегда сопрешь другой. Да у вас наверняка есть запасные. А нам пригодится.
— Не думаю…
— Напрасно. Новые части не навели своих линий и не пользуются радио. Значит, они пользуются вашими линиями. Вот мы послушаем по дороге. И еще. Постарайся сдаться в плен. Сразу доложи, что работал на лейтенанта разведки Зюзина и Матюхина. Запомнил?
Курт с мягким, картавым австрийским акцентом повторил фамилии.
— Если будут придираться, стой на своем, требуй, чтобы доставили в разведку. Там расскажешь о нашей встрече. Если с пленом не получится, живи, как жил. Да, если придет кто-нибудь из наших и передаст привет от Зюзина или Матюхина, ничего не спрашивай, только выполняй. И не тревожься: часто беспокоить не будут. Да, вот еще что. У тебя есть бумага?
— Должна быть…
— Доставай.
Курт стал шарить по карманам, вынул солдатскую книжку, письма, бумажник… Достал листок чистой бумаги, самописку и вопросительно посмотрел на Андрея.
— Пиши: «Расписка. Я, Курт-Мария Штильмайер, обязуюсь свято выполнять все приказы и распоряжения советского командования, направленные на благо моей порабощенной родины. И да поможет мне в этом бог!» Подпись.
