Андрей Салов - Семь смертей Лешего
Пройдет, полчаса и слетевшееся на запах крови воронье докончит начатое волкам дело до конца, наведет последний глянец на их работу. Пернатые могильщики выклюют из черепа бессмысленно таращиеся на мир глаза, выберут мелкие кусочки мяса, оказавшиеся недоступными для волчьих зубов. Они доклюют, доглодают все, до чего только смогут дотянуться длинные, острые и слегка изогнутые долбаки-клювы, придав мертвому телу, законченный вид. Больше тело никто не тронет, разве что на минуту пронаведает его какой-нибудь некрупный хищник, чтобы погрызть белых костей, и хоть как-то обмануть голод.
Покончив с человеком, волчья стая, только раззадорившая аппетит, но далеко не утолившая голода, принималась за своих мертвецов, убитых охотником в схватке, предшествовавшей его кончине. Они больше не члены стаи. Умерев, они превратились в пищу, в мясо, которое позволит стае выжить, продолжить бег в никуда. Покончив и с ними, самым тщательным образом обглодав останки, стая обращала взор на оставшихся в живых. И горе тому, кто оставлял на снегу кровавый след, кого хотя бы вскользь задела, выпущенная охотником пуля. Ежели в стае находился такой несчастный, а вожак это замечал, следовала короткая схватка, исход которой был предрешен заранее. И стая получала на десерт еще одно, облаченное в окровавленную серую шубу, тело.
Покончив с трапезой, отяжелевшая стая, на пару-тройку дней приглушив извечное, мучающее их бесконечно-долгую зиму чувство голода, неторопливо и бесшумно уходила прочь. Исчезая в бесконечном лабиринте сказочного зимнего леса, оставляя после себя лишь кучку тщательно обглоданных костей, с которых другим хищникам и поживиться нечем, за исключением ворон.
А они уже ждут. Их разведчик, с начала пиршества, удобно устроился на березе, поглядывая свысока на пирующих, время от времени каркая противным хриплым голосом, то ли призывая серое сборище оставить и ему что-нибудь, то ли условным кличем сзывая своих собратьев, что патрулировали по лесу в поисках возможной поживы. Скорее всего, второй вариант был более уместен. Просить оголодавших, неделю ничего не жравших хищников поделиться пищей, было бессмысленно, и кому как ни вороватому ворону этого не знать.
К окончанию волчьей пирушки на деревьях, окружавших поляну, ставшую ареной драматических событий, кучковалось не менее дюжины взъерошенных, долбоносых клювачей, с плохо скрываемым нетерпением следивших за происходящим. Когда уходили волки, за пиршество принимались вороны, награждая себя за проявленное терпение, начисто обгладывая все, что осталось после серых хищников. После их ювелирной обработки костей, другим хищникам здесь поживиться было нечем. Довершив начатое волками дело, птичья ватага разлеталась во все стороны, чтобы патрулировать лес, уделяя особое внимание каждому, вышедшему на охоту хищнику, и особо продолжающей извечный бег, волчьей стае.
Лешкин отец, предпочитавший охотиться на волков в одиночестве, так и не стал добычей, не дав им ни малейшего шанса. Слишком хорошо он знал повадки и манеры серых хищников, чтобы угодить им в зубы. Главное, кто первый увидит противника и в скорости принятого решения, вдобавок еще нужно правильно выбирать маршрут передвижения по лесу. Халявин никогда не пересекал поляны зимой, справедливо считая их самым опасным местом, и на это имелись веские основания.
Именно на полянах по весне находили обглоданные до белизны кости, исчезнувших по зиме земляков, имевших несчастье нарваться в лесу на оголодавшую, хищную стаю. Кто это, определить было невозможно, настолько чистой была проделанная волками и вороньем, работа. Хозяин останков устанавливался по ружью, найденному поблизости от тела. Нередко ружейный приклад носил отметины оставленные волчьими зубами, принявшими его с голодухи за нечто съедобное. Кости земляка собирались в мешок и доставлялись в деревню для последующего их захоронения по христианскому обычаю, на сельском кладбище.
Лешкин отец знал о подобной особенности полян и поэтому никогда, не оказывался на их открытой площадке, не только зимой, но и летом, хотя в это время года, они относительно безопасны. Он предпочитал передвигаться по лесу осторожно, от дерева к дереву, прислушиваясь и осматриваясь по сторонам, практически бесшумно. И хотя скорость подобного передвижения была сравнительно невысока, но давала ощутимые выгоды, где главной наградой была жизнь.
Не раз и не два в холодном, продуваемом всеми ветрами лесу, встречался Халявин с волчьей стаей, которой так страшились охотники, рискнувшие в одиночку охотиться в зимнем лесу. Но он, в отличии от них, ждал встречи, искал ее. Он первым замечал серую банду, рыскающую среди деревьев, и поэтому имел преимущество в схватке. А поэтому прочь лыжи. Еще мгновение и он восседает на ветвях ближайшего дерева, вне досягаемости когтей и клыков оборотившихся на шум хищников. В их голодных глазах, горящих бешенством и злобой, он не раз читал приговор себе, жестокий и безоговорочный.
На краткий миг они встречались в короткой, невидимой дуэли. Горящие ненавистью и безумной жестокостью глаза хищного зверя, и холодно- отстраненные глаза человека. На мгновение встречались их взгляды, а затем раздавался оглушительный грохот. Молния слетевшая с дерева, пробивала аккуратную, кровоточащую дырку между двумя, горящими злобой глазами, разбрызгивая по снегу, облепляя стволы деревьев мозгами, лопнувшего как гнилой орех, звериного черепа. А затем следовал второй выстрел, третий, пусть и не такой снайперски точный, но от этого не менее смертельный. После него, на залитом кровью снегу оставался очередной серый хищник, загребающий лапами в предсмертных конвульсиях.
Выстрелы следовали один за другим, прекращаясь лишь на время, необходимое человеку, чтобы перезарядить оружие. А затем стрельба начиналась вновь. И напрасно стая кружила вокруг дерева с затаившимся на ветвях, человеком. Напрасно самые отчаянные пытались допрыгнуть, сдернуть его вниз, чтобы затем вцепиться ему в глотку. Разорвать ее одним сильным движением челюстей, насладиться теплотой и ароматом крови, агонией поверженного врага.
Но их мечтания так и остались таковыми. Единственное, что они могли ухватить на лету, подобравшись к нему ближе, чем остальные серые сородичи, была пуля. Пуля бьющая прямо в оскаленную пасть хищника, разбивая тупую голову, как гнилой арбуз, на сотни осколков. Видя участь, постигшую прыгуна, осознав и то, что случилось с прочими членами стаи, безжизненными серыми тушами, застывшими на утоптанном множеством лап, залитом кровью снегу, члены хищного лесного сообщества, воя от злобы и бессилия, убирались прочь от этого страшного места и проклятого охотника, оказавшегося сильнее и хитрее их. Словно призрачные тени исчезали волки в лесных глубинах, не желая испытывать более судьбу, не горя желанием разделить участь, постигшую товарищей. Они предпочли поискать более доступную, не огрызающуюся смертоносным свинцом, добычу.
