Икста Мюррей - Золото Монтесумы
— Боже, спаси нас и сохрани!
— Лола, что случилось?
— Марко!
Эрик хлопнул себя по лбу:
— Точно!
— Что? Ты его тоже видел?!
— Нет, но, помнишь, я все пытался что-то вспомнить, связанное с Томасом? В Сиене, точнее, когда мы встретили его в долине Чьяна, Марко упомянул некое доказательство того, что Томас… И оно должно быть в пачке документов, обнаруженных в его рюкзаке. Надо же, мы их даже не просмотрели!
— Какое еще доказательство о судьбе Томаса? — нетерпеливо спросила Иоланда.
— Ах да! — Теперь я вспомнила, как Марко в долине Чьяна потрясал передо мной своим рюкзаком и говорил, что у него там доказательство того, что Томас покончил с собой. — Послушайте, сейчас не время, мы же вот-вот окажемся внутри собора. — Длинная очередь медленно продвигалась вперед, и я напористо навалилась на людей, стоящих передо мной. — Не отставайте, ребята, шевелитесь.
— Так что там о Томасе? — упрямо спросила сестра.
— Да ничего хорошего, Иоланда.
Я пробиралась вперед, покашливая, как туберкулезный больной, чтобы предупредить возмущение очереди.
Эрик что-то растерянно мямлил о предполагаемом самоубийстве Томаса, а почуявшая след Иоланда сдернула с него рюкзак и принялась в нем рыться.
— Что ты сюда напихал? — ворчала она, засунув в него руки по локоть.
— Да так, всякую всячину… Книги, бумаги, продукты…
— Все бумаги завернуты и лежат на самом дне.
— Прекрати, Иоланда! Не задерживайтесь! — Я втолкнула их в двери.
Мы купили билеты и прошли довольно неприятную процедуру обследования металлоискателем, после чего нас пропустили в белокаменный вестибюль музейного комплекса Ватикана. По всему вестибюлю и по лестнице перемещались группы экскурсантов.
Иоланда на ходу продолжала рыться в рюкзаке.
Я все время разглядывала туристов и охранников, но ни Доменико, ни Марко не заметила.
— Постой, — вдруг сказал Эрик. — А это что такое?
Иоланда вытянула из пачки смятых бумаг один лист. Она разгладила его и углубилась в чтение. Я заметила, что сверху фигурирует надпись, исполненная крупными готическими буквами, — «Свидетельство о смерти». Иоланда снова охнула.
— Так что там написано? — спросил Эрик.
— Что бы там ни написали, я-то знаю, что это ложь! Иоланда напряглась так, будто не просто читала текст, а впитывала его всем телом, губы ее шевелились, на глаза навернулись слезы.
Дрожащей рукой она развернула лист перед нами.
Судя по этому документу, Томас де ла Роса все-таки покончил с собой в Италии.
Глава 36
Мы ошеломленно уставились на свидетельство, не замечая, как очередь подталкивает нас вверх, в святилище Ватикана. Эрик осторожно забрал у нее документ и внимательно перечитал.
— Похоже, свидетельство подлинное, — огорченно заключил он.
— О папа! Папа!
Меня как током ударило.
— Нет, это неправда!
— А что означает «не установлено»? Они не знают, был ли он похоронен? А если был, то неизвестно, где и когда?
— Он убил себя! — обретя голос, прошептала Иоланда. — Господи! Папа и вправду меня бросил! Оставил меня. Этот старый пес покинул меня, Лола! Бросил меня одну в Гватемале, в окружении всяких негодяев вроде полковника Морено…
— Иоланда, нам действительно нужно двигаться…
Толпа несла нас к турникету и далее к винтовой лестнице. Когда мы поднялись по ней, то оказались в первой из галерей. В ней экспонировались уникальные образцы древнего искусства. Я настороженно озиралась, но ни Марко, ни Доменико видно не было. Продолжая возбужденно спорить, мы переходили из зала в зал, минуя мумии, вывезенные из Египта, и статуи древнегреческих богов из блестящего полированного мрамора. Зал с редчайшими географическими картами я едва помню, настолько мое встревоженное воображение занимали образы двух итальянцев, преследующих нас и воинственно размахивающих шпагами.
Мы немного заблудились и, оказавшись в какой-то галерее, остановились, кажется, рядом со статуей Платона.
— Иоланда, это фальшивка, свидетельство не может быть подлинным!
Но она никак не могла сдержать слезы. Стоящий у мраморной колонны Эрик смотрел на нас с глубоким состраданием.
— Слышишь? Не может, и все! — заверяла я, то и дело оглядываясь в надежде не пропустить наших преследователей. — Во-первых, Иоланда, Томас ни за что не покончил бы с собой, это совершенно не соответствовало всей его натуре. Мама никогда не говорила о нем ничего подобного.
Беспомощно опустив руки и заливаясь слезами, Иоланда горестно прошептала:
— В том-то и дело, что он был таким!
— Каким?
— Способным покончить с собой! Ох, сестренка! Порой ему приходилось очень тяжело, и тогда он принимал наркотики, начинал пить. Он потому и подвергал меня всем этим испытаниям, что ему самому здорово доставалось. Боялся, что нам будет трудно в этой проклятой жизни. Но черт возьми, он же поклялся, что даже в худшую минуту он меня не оставит!
Я посмотрела на нее более внимательно.
— Может, старик не смог забыть того, что ему пришлось совершить во время войны, — предположила я.
Я имела в виду убийство Серджио Морено и какие-нибудь другие грехи Томаса во время войны, но сейчас, видя несчастное лицо сестры, я думала только о том, чтобы успокоить ее. Я прижала ее руку к своей щеке и поцеловала.
— Ах, дорогая моя!
Стоявший в дверях галереи охранник укоризненно посмотрел на нас и покачал головой:
— Прошу вас, вы слишком шумите.
Но Иоланда зарыдала еще громче.
Я нежно обняла сестру.
— Я видела его, клянусь тебе… И обменивалась эсэмэсками с этим человеком, Сото-Реладой…
Она будто и не слушала меня, и я сильно встряхнула ее, чтобы привести в чувство. В этот момент Эрик подошел к нам, на его лице вместо прежнего сочувствия присутствовала озорная улыбка.
Какой молодец! Он раньше меня сообразил, как ее отвлечь.
— Иоланда! — почти игриво проговорил он. — Иоланда! Дорогая моя!
Она немного утихла.
Он вытер ей слезы своим платком.
— Иоланда, милая моя, радость моя. Поплачь, ничего страшного. Мы подождем. Спешить нам некуда. А когда тебе станет лучше, мы вернемся к тому, зачем пришли.
— О чем это он?
— А ты вспомни. Что мы здесь делаем?
Она не отвечала.
— Ну же, Иоланда, зачем мы сюда пришли? — повторил он.
— Я не знаю.
— Мы кое-что ищем, Иоланда, — напомнил он ей.
Через секунду она кивнула.
— Мы ищем некий ключ, малышка, — сказал он.
Иоланда взглянула на нас из-под слипшихся от слез ресниц и прерывисто вздохнула.
